Друзья и Недруги - стр. 8
Быть обманутым не просто неприятно, но и стыдно. Ещё стыднее накосячить так, что плохо станет не только тебе, но и другим. Обманщики это прекрасно понимают и обожают этим пользоваться.
Проглотившему наживку человечку объясняют, что он-де кровью подписался под какой-нибудь гадостью и теперь должен её делать, «как честный человек». «Ты обещал, – говорит обманщик, – ты же у нас честный – иди и делай». При этом почему-то не учитывается, что козыряющее подписанной бумажкой блядво само никаких обещаний не держит и даже не делает вид, что держит. «Я тя, лоха, обул – а ты гнись, гнись». «У меня бумажечка-то – вот она». Если же бумажки нет, в ход идёт обычное блядье присловье: «Ты меня замуж взял – сам выбирал».
Точно так же события 1991-го выдают чуть ли не за церковный брак народа российского с ельцинской блядвой и прошмандой, разлучить который теперь может только смерть (понятное дело, народа, а не прошманды – та намерена жить и веселиться, прокучивая имущество покойного супруга). Тогдашние сватьи бабы Бабарихи, сладко певшие народу в уши о прелестях и чистоте невесты, теперь ощериваются гнилыми зубами:
«Вы выбрали демократию, выбрали рынок, выбрали реформы – теперь не жалуйтесь, не жалуйтесь, терпите и несите эту ношу смиренно, смирненько, смирнёхонько, до гроба». «Вы подписались, вы сделали свой исторический выбор – теперь не жалуйтесь». «Выбрали – несите ответственность».
На самом деле все разговоры об «ответственности» являются точно таким же обманом, заговариванием зубов – для того, чтобы опрометчиво подписавший невыгодный контракт человек не пошёл в суд (земной или высший) и не аннулировал контракт, не послал блядищу по известному адресу и так далее.
Впоследствии многие из тех, кто в ту пору готовился к сражению с янаевскими супостатами, кое-что поняли. Некоторые, кстати, встретились там же в 1993 году. Иные разорвали контракт с чертоплешью и возненавидели блядищу на престоле позже, но не менее искренне… Другое дело, что это уже было поздно. Но лучше поздно, чем никогда…
Во всяком случае, об этих людях – как говорил Бобр в сказке Льюиса – «возможны два мнения». Но двух мнений быть не может о блядве, которая тогда отнюдь не побежала защищать молодую демократию, а всё больше отсиживалась по огородам – зато теперь вспоминает развесёлые девяностые с причмоками и слюнькой.
Ибо это было её, блядвы, золотое времечко, своя минутка – за которую она, впрочем, успела больше, чем другие успевают за века. Ибо – дело её было нехитрое.
«Беловежье» стало невероятным, чудовищным геополитическим преступлением, по сравнению с которым меркнут абсолютно любые примеры национального предательства, известные в человеческой истории. Для того, чтобы хотя бы описать подобное злодеяние, нужно быть либо историком, либо поэтом, поэтому я лучше промолчу.
Только одно замечание. Беловежское предательство не было однократным актом, как представляют себе это дело многие, пишущие сейчас о том, как три пьяных кретина уничтожили Страну. О нет, это было бы слишком хорошо. Беловежье – это процесс, а ещё точнее – стиль. Например, заключение похабнейшего (куда там Брестскому миру) «большого договора» с т. н. «украиной» от 19 ноября 1990 года было актом национального предательства, сравнимого с «беловежьем» если не по масштабу, то по стилю уж точно. Скажем больше: вся внешнеполитическая деятельность Эрефии строилась и строится по образу и подобию того акта, который её, Эрефию, и породил – то есть Беловежских соглашений. Впрочем, как и внутриполитическая – чего только стоит «берите суверенитета, сколько влезет» или вооружение Чечни. Это всё было мерзко, подло, бессмысленно – но очень узнаваемо.