Дружище - стр. 13
Он размахивал топором. Люди рычали, ругались, но действительно не рыпались. Игнат помнил, что ему не было страшно, даже наоборот – что-то шевелилось в набухшем мешочке под подбородком, нетерпеливое и голодное, просило (требовало!), чтобы кто-нибудь содрал скотч с губ и выпустил на волю дурные слова. Но этого не произошло.
Игнат с папой сели в машину и уехали. Папа то и дело оглядывался, не доверяя зеркалу заднего вида, выжимал из «Шевроле» сто двадцать километров по бездорожью, а когда, наконец, сбросил скорость и успокоился, Игнат увидел, что левый глаз у папы налился кровью. Это лопнули капилляры. Папа потом долго ходил с красным глазом и называл себя «Капитаном Джеком Воробьем», хотя кто это такой Игнат не знал.
Долго… ещё три недели назад Игнат бы никогда не задумался о значении этого слова. Что значит «долго», когда один твой день кажется бесконечным, а рассвет – это начало новой жизни, без воспоминаний о прошлом?
А сейчас «долго» настало. Оставалось лишь догадываться, когда случилась эта неприятность в тесном помещении. Год назад? Два? И почему раньше Игнату было всё равно, а теперь он крутил в голове эпизоды прошлого, а калейдоскоп подбрасывал новые картинки, из другой жизни, которая раньше была Игнату неведома.
Он подозревал, что виной всему был Бельчонок. Мостик между прошлым и настоящим. Но, возможно, ошибался. Кто знает?
…Темноты Игнат не боялся, как и незримой поглощающей тишины вокруг. Ночь ему нравилась, потому что в ночи легко можно было исчезнуть в случае чего. Когда оставались в городе (редко, сразу после окончания активной фазы – и об этом он тоже вспомнил недавно), Игнат плохо спал из-за постоянного шума. Ночью в городе просыпались те, кто умудрился выжить. Они ездили на автомобилях и мотоциклах, врубали музыку из колонок, стреляли, били стекла, гремели генераторами. Папа объяснял, что пока зараза не побеждена, о нормальной жизни можно только мечтать. Люди оказались загнаны в ночь, как когда-то много миллионов лет назад их предки точно так же прятались под луной в крохотных пещерках. В таких условиях новую цивилизацию не построишь. Поэтому жили одним днем, вернее даже одной ночью, не строя планов на будущее, не развиваясь. Многих даже устраивало. Для многих даже ничего не изменилось.
Игнат спрашивал: чем мы отличаемся от них?
Папа отвечал: мы знаем, что надо двигаться дальше и хотим этого. А они уже нет.
В городе, в общем, было неуютно из-за шума, ночного многолюдья, бликов в окнах и постоянного чувства тревоги.
А здесь… он остановился у сарая, в котором папа хранил автомобильные запчасти. На двери висел чёрный металлический замок… здесь дом, тихо и хорошо.
Папина фигурка маячила в лунном свете у забора. Игнат пошёл за ним, крепко сжимая выключенный фонарик. Трава была жесткой, высушенной, царапала обнаженные лодыжки. Игнат вышел за калитку, свернул с тропинки, добрался через два оврага до края леса. Деревья подступили незаметно, нависли, загораживая лохмотьями веток луну и звёзды. Выросли кустарники, цепляющие за футболку. На щеке налипла паутина. В лесу Игнат гулял нечасто, а ночью так вообще никогда. Но страха всё равно не было, скорее любопытство. Куда это папа собрался?
Свет фонарика впереди то появлялся, то исчезал, иногда приходилось идти наугад, почти вслепую. Поиск ещё больше раззадоривал Игната, он чувствовал, что окунается в замысловатую игру, в которую раньше он играть не умел или его не пускали.