Друиды Русского Севера - стр. 13

Предельно четкая и лаконичная структура сейда наверняка отражает столь же стройные мифологические мотивы. Два грота, с запада и с востока, не знаменуют ли собой символические врата, через которые Солнце уходит в Подземный мир и затем воскресает, озаряя утро нового дня или года? Тогда дольмен в восточной части сейда – это своего рода храм солнечного воскресения. А плита-пирамида, скорее всего, олицетворяет Мировую Гору. Храм на ее вершине может, наверное, быть истолкован и как смысловой аналог индуистской Обители Бессмертных (Амаравати) на вершине Меру.

Естественно, следуя логике древних инициатических парадигм, можно предположить, что в структуре Сейда Кондиайна зашифрована схема посвящения в Солнечные мистерии: неофит символически отождествлял себя с умирающим и воскресающим Солнцем, переживая момент своего второго рождения. При этом вполне допустимо, что во время совершения таинства он физически ложился в грот под плитой. Западный грот очень тесен и неудобен, и скорее всего обряд совершался целиком в гроте восточном, хотя нельзя исключить, что погруженного в транс неофита неощутимо для него переносили из западного в восточный грот (о наличии или отстутствии подземного прохода между ними ничего невозможно сказать без детального обследования). Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов и версию захоронения в восточном гроте (подобного тому, что было изучено карельскими археологами в Заонежье, в Пегреме, в похожей по конфигурации нише каменной глыбы[13]). В этом случае, опять же согласно традиционной мистериальной парадигме, путь смерти и воскресения предназначался душе умершего.

Нельзя исключить, что имели место все эти функциональные аспекты одновременно, и сейд использовался в различных ритуалах. Тем более, что на глубинном уровне они, безусловно, взаимосвязаны. В справедливости предложенной трактовки убеждает и сопоставление с единственным аналогичным (хотя и весьма приблизительно) памятником – вышеупомянутым карельским захоронением в нише каменной глыбы, самим фактом, что там было захоронение, а значит, глыба над ним так или иначе осмысливалась в контексте заупокойного культа. Впрочем, ниша в Пегреме находится не с восточной, а с северо-западной стороны глыбы, и глыба, хотя и близка по своим габаритам к сейдозерской плите-пирамиде, но имеет форму в целом округлую, неровную и в сущности никак не ориентированную по сторонам света.

Возможно, ориентация таких гротов не играла существенной роли, во всяком случае, в Заонежье той эпохи, когда было сделано захоронение. К счастью, эта эпоха (протосаамская) датируется довольно определенно, по обнаруженному каменному инвентарю и керамике. Это поздний неолит и развитый энеолит, вторая половина III – первая половина II тыс. до н. э., эпоха ямочно-гребенчатой и асбестовой керамики. Именно тогда на территории Карелии почитались скальные формации, зооморфные или антропоморфные, без каких бы то ни было следов искусственного воздействия[14].

Правомерно предположить, судя по характеру заонежского захоронения и по безразличию к пространственной ориентации глыбы (в Заонежье, как и в Ловозерских горах, много скальных и валунных структур различной конфигурации, и есть из чего выбирать), что в это время на севере Фенноскандии имели место редукция древних религиозных представлений, забвение мистериальных парадигм. Действительно: ведь это была уже финальная стадия в развитии единой палеоарктической протокультуры; ямочно-гребенчатая керамика еще обнаруживает удивительное единообразие культуры гигантских регионов Северной Евразии, от Волго-Окского Междуречья до Ледовитого океана и на восток вплоть до палеоазиатских областей. Однако и распад этого гиперборейского единства уже был близок.