Другая правда. Другая жизнь. 30 лет в парламенте - стр. 21

– Россия отмечает 100-летие Октябрьской революции. Раскол страны на ««белых» и «красных» по сей день не преодолен. Возможно ли вообще, Анатолий Николаевич, примирение, о котором все говорят, а его как не было, так и нет. И на чьей Вы стороне?

– Страшнее той трагедии, которая в 1917 году безвозвратно подорвала генофонд русской православной цивилизации, никогда на Руси не было, потому что внешние и внутренние недруги России столкнули правду «белых» и правду «красных» друг против друга. Раскол сам по себе не возникает. Нужны раскольники-подстрекатели, заговорщики. Нужны баснословные деньги, нужны, конечно, и причины… Потому надо честнее говорить: столкнули не «белых» и «красных», а бедных и богатых, безбожников-космополитов и монархистов-почвенников. И, опять же, самим бедным не под силу устроить глобальный раскол и тем более революцию, которая, по сути, была не революцией, а государственным переворотом, или, по-современному, цветной революцией, то есть привнесенной извне… В силу того, что я признаю и правду «белых», и правду «красных», я не могу занять чью-либо сторону. Стоит только определиться, какая правда мне ближе, так я сразу выступаю за продолжение раскола, я предаю одного из своих прародителей, ибо один дед-кулак у меня был за «белых», а другой дед-бедняк – за «красных».

– Вы никогда не вступали в партию коммунистов, но и не были диссидентом… Сегодня Вы известный политик, один из двух, который выбран народом в парламент восемь раз подряд. И по взглядам Вы – социалист, раз в партии «Справедливая Россия». Что мешало Вам связать свою жизнь с коммунистической партией?

– Мне очень близка идея коммунистов – социальная справедливость. Но передо мной всю жизнь с детства стоят глаза отца, наполненные слезами. Отец был крепким плотником, мастером на все руки. Он строил дома на целине, делал уникальную мебель. И здесь, на родине мамы, в Борисоглебском районе он срубил сотню бревенчатых домов. Однажды он приехал подавленным и опустошенным, сел на завалинку, достал папиросу и застонал… Оказалось, те дома, которым он дал жизнь своими мастеровыми руками, ему приказали сломать, разобрать, так как деревни, где они стояли, были объявлены неперспективными… Отец был передовиком в труде, но на частые уговоры вступить в партию всегда давал отказ. Он не мог простить власти уничтожение деревни… Помню и я первое столкновение с властью коммунистов. Мою любимую учительницу Нину Николаевну из деревни Новоселка выгнали из школы за то, что она крестила больного ребенка. Я, второклассник, даже писал в Кремль протест, но меня хоть и пожурили за тот поступок, но не наказали.

– То было детство, а в юности все могло быть по-другому?

– В юности чувства лишь обострились. Особенно, когда я узнал, что на могиле героя Куликовской битвы Пересвета, вышедшего на сражение из Борисоглебского монастыря, что на моей малой родине расположен, стоит компрессорный станок… Меня тот вандализм возмутил до предела.

– Потом были годы возмужания…

– Когда я стал политиком, то побывал на кладбище русских казаков на греческом острове Лемнос, а потом на французском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, где лежит цвет нации, и у могил русских классиков Ивана Бунина и Ивана Шмелева у меня задрожали и сердце, и скулы. Нет оправдания тем, кто допустил гражданскую бойню, кто натравил брата на брата, кто спалил усадьбы и храмы, кто пытался разрушить до основания всю историю великой России и начать ее писать лишь с 17-го года.