Друг моего отца - стр. 18
Что? Я подняла её к глазам.
«Зверева Ульяна Андреевна, уже знакомой мне даты рождения, умерла…»
Я судорожно подсчитывала в уме. В пять? Ей было всего пять лет?
В пять, я знаю это, конечно, из рассказов бабани, мы приехали с ней жить в этот город, холодный и чужой. Очень-очень далеко от того, где жила бабаня, но согласно моего свидетельства о рождении, именно в нём я и родилась, и выросла. Сама я мало что помню. Чемоданы и какие-то тюки, на которых я почему-то спала. Облезные стены. Бабушку, что всё гладила меня по голове и зачем-то успокаивала: «Всё будет хорошо, Ляночка. Всё у нас будет хорошо!»
Она всю жизнь меня так и звала — Ляночка. Не Яночка. А сама иногда заговаривалась, и представлялась вместо Анна Ивановна, почему-то Анна Куприяновна.
Но этого же не может быть? Это же как в кино.
— Это точно я? — вернула я бумагу. — Я, Зверева Ульяна Андреевна? И я умерла в пять лет? То есть для всех умерла, а на самом деле мне дали другое имя и увезли в другой город?
— Да, моя девочка. Для меня вы обе, вместе с бабушкой сгорели в своём доме. А теперь загадывай желание. Задувай свечи. А я, пожалуй, налью себе чего-нибудь покрепче и расскажу кое-что о том, что такое мать, похоронившая своего ребёнка.
Я свесила ноги с кровати, склонилась над тортом.
— Как звали мою бабушку? По-настоящему?
— Зверева Анна Куприяновна, — вернула она на нижнюю полку столика бутылку. И подняла стакан с виски. — Давай, давай, загадывай!
«Хочу… Чёрт побери! — зажмурилась я, набирая в грудь воздух. Но это ведь глупость — задуть свечи? Полная ерунда. Так почему бы не помечтать? Я ведь правда этого хочу. И всегда хотела. — Хочу быть женой Армана Чекаева!»
От сильной струи воздуха, что вырвалась из лёгких, все свечи погасли.
И вдруг зазвонил телефон.
Я смотрела на мать, не понимая, почему она не берёт трубку.
— Это твой, — в ответ пожала она плечами.
И я с недоумением уставилась на незнакомый номер.
10. Глава 10. Арман
«Ну давай же, Зверёк! — уговаривал я телефон. — Ответь, девочка!»
Понятия не имею, что я ей скажу. Понятия не имею, зачем звоню.
Но я третий день места себе не нахожу. И никакие вековые леса, горные пики и альпийские луга без кенгуру меня не успокаивают. А с того момента как Валентиныч скинул мне её номер, я уже раз десять открыл телефон, пока всё же решился.
Я машинально чертил пальцем по шершавой плитке бортика бассейна и слушал длинные гудки. Долго, пока механический голос не сообщил, что «абонент не отвечает». Как будто я сам не понял. Но перезванивать не стал — вернулся Эбнер.
Невысокий, полноватый, мешковатый даже в купальных плавках, Эбнер был из тех людей, что словно всегда были пожилыми, но при этом не старились. Я знал его без малого лет восемнадцать, или чуть больше, и всегда он выглядел помятым, отёчным, будто с вечного бодуна, и обманчиво безобидным. Разве что тогда седины было меньше, а теперь он стал белый как лунь. Эдакий комиссар Мегрэ в исполнении Жана Гобена или Леонов в «Джентльменах удачи». Выпивоха-добряк, только с подозрительно пытливым взглядом. А ещё под неказистым фасадом скрывались феноменальная память и недюжинный умище. Мой главный консультант, учитель, крупнейший аукционный специалист и человек, благодаря авторитету и связям которого, я теперь имею этот бизнес и то, что имею.