Доверьтесь Ченам - стр. 29
– Не всем. Только твоим тетям.
– Это все!
– Мэдди, – говорит ма с укоризной. – Они семья. Это совсем другое.
– Это убийство! – выкрикиваю я. – Или, ну, не убийство, больше похоже на самозащиту, но все равно, ма, в моей машине мертвый парень. Это не то, чем делишься со всеми, даже если они члены семьи.
– Это именно то, чем делишься с семьей, – возражает ма.
– Что ты имеешь в виду, говоря, что это именно то, чем делишься с семьей? Какими еще вещами, похожими на эту ситуацию, вы, ребята, делились друг с другом?
Ма отмахивается от меня:
– Пойдем, поможешь мне нарезать манго для тетушки. Если у нас не будет никакой еды, получится не очень здорово.
– Серьезно, ма? Ты сейчас заботишься о том, чтобы сохранить лицо? Я думаю, мы вроде как вышли за рамки этого, не так ли?
Она смотрит на меня, наклоняясь, чтобы открыть ящик для фруктов в холодильнике.
– Мэдди, как ты можешь так говорить? Твои тети придут так поздно ночью, чтобы помочь нам избавиться от тела, а мы даже не покормим их? Как ты можешь? О, у нас есть питайя, хорошо, хорошо. Любимый фрукт старшенькой. Ах, есть еще груша. Очень вкусная. Помоги мне их очистить, не будь такой грубой со своими тетями, ты навлечешь позор.
– О, точно, позор принесет отсутствие фруктов, а не труп в машине.
Но меньше чем через минуту я стою у кухонного острова с овощечисткой в одной руке и корейской грушей в другой, а в моей голове крутятся мысли: «Буэээ, это так нереально. В моей машине лежит труп, а я стою здесь и чищу фрукты!» По какой-то причине я продолжаю чистить и резать. И, полагаю, продолжу это делать, поскольку у меня нет идеи лучше.
Как только я заканчиваю резать огромную грушу, раздается звонок в дверь.
– Иди, открой дверь, – говорит ма, нарезая последнюю питайю.
Я направляюсь к входной двери, все еще будто во сне. Я даже не знаю, что сказать моим тетям. «Спасибо за то, что вы пришли помочь разобраться с парнем, которого я убила?»
Но я избавляюсь от необходимости говорить что-либо, потому что в тот момент, когда я открываю дверь, старшая тетя треплет меня по щеке и говорит по-индонезийски:
– Моя дорогая Мэдди, все в порядке, не волнуйся. Иди садись, – а затем проходит мимо меня.
Вторая и четвертая тети следуют за ней, и каждая из них кудахчет:
– Не волнуйся, мы уже здесь, перестань плакать.
– Я не плачу…
Вторая тетя затихает, как будто отсутствие у меня слез является для нее личным оскорблением, после чего присоединяется к остальным на кухне. Оттуда доносится шум, но не из разряда «О боже, Мэдди сделала что?!», а скорее «Ого, драгонфрут! Тебе не стоило беспокоиться!» Я слышу, как ма выдвигает стулья и весело кричит тетям, чтобы они садились и съели немного манго.
– А Гуан дал мне целый ящик, когда вернулся из Индонезии. Целый ящик!
Сделав глубокий вдох, я беру себя в руки и прохожу на кухню.
– Мэдди! – кричит старшая тетя.
О боже, вот оно. Сейчас они начнут волноваться из-за тела.
– Ты ела? – спрашивает старшая тетя. – Пойдем! Иди сюда и сядь, о, ты такая бледная. – Она встает со своего места.
Во мне как будто щелкает выключатель. Я непроизвольно спешу к ней и толкаю ее обратно на стул:
– Пожалуйста, старшая тетя, не беспокойся. Я принесу стул. Сиди и наслаждайся фруктами, хорошо? Могу я предложить тебе что-нибудь еще?
Боковым зрением я замечаю одобрение с маминой стороны, и от этого мне хочется громко смеяться