Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - стр. 23
Через год это замечание показалось писателю похвалой, поскольку выход двух его пьес на сцену сопровождался менее робкими высказываниями критиков. Появившаяся 13 мая рецензия Льва Никулина на постановку «Половчанских садов» во МХАТе скорее обозначила проблему, но пока еще не громила писателя:
Основной недостаток произведений Леонова заключается в том, что рядом с голосом автора всегда слышится другой, иногда заглушающий Леонова, голос хорошо всем знакомого писателя-классика. Упоминание имени Достоевского в том случае, когда говорят о книгах Леонова, сделалось какой-то традицией нашей критики. Трудно упрекнуть современного автора в том, что он находится под влиянием великих писателей прошлого. Преемственность, неразрывная связь советской литературы с литературой классической естественна и необходима. Но положительное качество писателя Л. Леонова слишком часто переходит в свою противоположность. Временами нам кажется, что перед нами не самостоятельное творчество советского писателя Леонова, а своего рода имитация, подражание высокому стилю классических образцов112.
Затем над писателем разразилась гроза. 16 мая в газете «Советское искусство» была напечатана рецензия Д. Л. Тальникова на постановку пьесы «Волк. (Бегство Сандукова)», написанной в 1938 году. Пьеса эта
посвящена разоблачению классовых врагов, агентов иностранных разведок. С большой силой нарисован образ Сандукова, человека с волчьей душой, изменника родины, замаскировавшегося врага. В пьесе подчеркивается присущее врагам сознание обреченности, их моральный упадок. Пьеса проникнута пафосом очищения советского «дома» от всякого рода империалистической агентуры113.
В 1939 году «Волк» был поставлен на подмостках Малого театра режиссером И. Я. Судаковым. 3 мая была сыграна премьера, по следам которой критик обвинил писателя в достоевщине:
Выделяющее Леонова среди других драматургов качество – несомненная и настоящая литературность – к сожалению, очень часто переходит в «литературщину», то есть в литературный штамп и надуманность. А ведь к Леонову предъявляешь самые высокие требования.
Характерны ли вообще для современной жизни героя его пьесы, взятые напрокат у Достоевского и Чехова, их беседы и самый стиль их поведения в пьесе? Где автор видел их, где нашел, откуда взял в качестве, конечно, не единичных явлений, а обобщенных образов современности? На всех этих фигурах – даже «бодрячке» Насте – лежит отпечаток чего-то глубоко вчерашнего, даже литературно-«провинциального». Все это ни в какой мере не подсмотрено художником в жизни, а идет именно от «литературщины», в лучшем случае от литературных реминисценций. <…>
Леонов, исходя из литературных фактов, а не подлинной жизни, пытается и образы современных бандитов, шпионажа и диверсий густо замесить на дрожжах достоевщины. В результате и здесь мы имеем только литературную выдумку.
В пьесе действуют три врага – Магдалинин, глава организации, держащий все нити ее в своих руках, – некий сколок с «великого инквизитора», который у Леонова в своей «логике бешенства» развивает декламационную программу действия: «Валите людей, шепчите, сейте сомнение, делайте просеки… кусайте на сгибах, там трудней заживает». Дальше идет Лаврентий Сандуков – бывший поп, ехидный и елейный кликуша-садист, сколок с Карамазова-отца и Смердякова. И, наконец, его сын – Лука, герой пьесы. Все они – от Достоевского и от достоевщины, от карамазовщины…