Доспехи из чешуи дракона - стр. 38
Спасение не пришло со стороны, шарлатан нашел его сам и ухватился за него, как за соломинку, правда, не руками, а зубами. Среди сапог и башмаков, которыми «добрые» посетители горели желанием попотчевать бродягу в лицо, наконец-то да нашлась босая нога…хоть грязная, но в этот момент жертве толпы было не до эстетики.
С остервенением и хищным блеском во взоре Шак впился зубами в чужую лодыжку. Он крепко сжал ее и зарычал, прокусывая слой грязи и тонкую кожу. Как и ожидалось, несчастный, чью ногу терзали острые зубищи, потерял контроль над своими действиями. Он взвыл, задергался, запрыгал на одной ноге, размахивая налево и направо увесистыми кулаками. Неизвестно, по скольким скулам да хребтам прошлись эти обезумевшие братья-близнецы, но толпа отпрянула, расступилась, образовав достаточное пространство, чтобы Шак мог подняться.
Встать после побоев трудно, а вскочить – почти невозможно, однако обстоятельства не оставляли выбора, промедление означало верную смерть. Вырвав из ноги напоследок небольшой кусок плоти, Шак сгруппировался, подпрыгнул и встал на широко расставленные ноги. Тело бродяги разрывала на части жуткая боль, его рев заглушал даже визг покусанной жертвы. Примерно так же чувствует себя допрашиваемый после долгой беседы с пристрастием, после того как целый час провисел на дыбе, а бессердечный палач полосовал его плоть кнутом.
Нет лучшего обезболивающего для мышц, чем новая физическая нагрузка; а боль в опухших боках отступает, когда к лицу приливает кровь и доведенный до помешательства человек перестает контролировать собственные поступки. Запал толпы иссяк, фитиль ее ненависти уже еле тлел, но разъяренная жертва с окровавленным ртом и бешено вращавшимися глазами была категорически против окончания забавы.
На этот раз Шак не стал ждать нападения, он ринулся на врагов первым, и его разбитые в кровь кулаки замесили ненавистные хари. Кровь уже так быстро бежала по артериям и венам, что бродяга не ощущал боли от побоев. Он вошел в раж, в этот момент ему было совершенно наплевать, сколько еще раз палки опустятся на его спину, а острые костяшки кулаков взобьют опухшие бока. Однако даже во время самозабвенного лупцевания врагов голова шарлатана сохраняла трезвость рассудка. Он не дрался, не разминал кулаки о чужие рожи, он целенаправленно и осознанно калечил врагов, выводя одного за другим из строя.
Вот правый кулак выбил кому-то глаз, вот локоть бродяги прошелся по чьей-то переносице и превратил лицо накинувшегося сбоку в кровавое месиво, а вот и удар в живот, пришедшийся точно в солнечное сплетение и лишивший сознания замахнувшегося палкой противника. Жестокость – не цель, она средство выживания! Тот, кто думает о последствиях в драке, обречен на переломанные ребра и беззубый рот.
Азартно размахивая кулачищами и вертясь юлой, чтобы не дать врагам прижать себя к стене или повалить на пол, Шак не думал о том, как сложились дела у его компаньона. Но, судя по тому, что, несмотря на значительные потери, ряды врагов не редели, а, наоборот, росли за счет прибывающего подкрепления, бродяга понял, что лекарю сейчас плохо. Парень скис, не смог противостоять многочисленному противнику и позволил себя забить…возможно, насмерть.
«Эх, найти бы сейчас свой посох да сразиться бы в открытом поле, а не на этом пятачке!» – появилась в голове Шака мысль, полная жалости к самому себе.