Дороже самой жизни (сборник) - стр. 24

Книги о Гражданской войне в США, войнах в Южной Африке, Наполеоновских войнах, Пелопоннесских войнах, кампаниях Юлия Цезаря. Исследования Амазонки и Арктики. «Шеклтон во льдах». «Судьба экспедиции Франклина». «Отряд Доннера». «Затерянные племена: погребенные города Центральной Африки». «Ньютон и алхимия». «Секреты Гиндукуша». Хозяин этих книг явно стремится к знаниям, глотая их большими разрозненными кусками. Вряд ли его можно назвать педантом, человеком с жесткими, незыблемыми вкусами.

Значит, когда он меня спросил, какой именно русский роман я имею в виду, то стоял на довольно шаткой позиции.

Когда он закричал из кухни: «Готово!» – я пришла, вооруженная новым скептицизмом.

– С кем вы больше согласны, с Нафтой или Сеттембрини? – спросила я.

– Прошу прощения?

– В «Волшебной горе». Кто вам нравится больше – Нафта или Сеттембрини?

– Если честно, я всегда считал их обоих балаболами. А вы?

– Сеттембрини более гуманен, но Нафта интереснее.

– Что, теперь этому учат в школах?

– Мы не проходили этот роман в школе, – хладнокровно сказала я.

Он окинул меня беглым взглядом, подняв бровь:

– Извините. Если вас что-то заинтересовало в моей библиотеке, не стесняйтесь. Приходите и читайте в свободное время. У меня есть электрический обогреватель – с дровяной печью вы вряд ли управитесь. Подумаете об этом? Я соображу запасной ключ.

– Спасибо.

На ужин были свиные отбивные, картофельное пюре и консервированный горошек. На десерт – пирог с яблоками, из булочной. Пирог стал бы вкусней, если бы его подогрели.

Доктор расспрашивал меня о моей жизни в Торонто, об учебе в университете, о моих бабушке и дедушке. Он предположил, что меня воспитывали по чрезвычайно жестким правилам.

– Мой дедушка – священник либерального толка, вроде Пауля Тиллиха.

– А вы? Маленькая либеральная христианская внучка?

– Нет.

– Туше́. Вы думаете, что я груб?

– Как посмотреть. Если это допрос сотрудника работодателем, то нет.

– Тогда я продолжу. У вас есть возлюбленный?

– Да.

– Он в армии, надо полагать.

– Во флоте.

Мне показалось, что это удачный выбор, – это позволит объяснить, почему я никогда не знаю, где находится мой жених, и не получаю от него писем. Можно также будет сказать, что ему никогда не дают увольнения на берег.

– А на чем он плавает?

– На сторожевом корабле.

Тоже хороший выбор. Через некоторое время его можно будет торпедировать – сторожевые корабли постоянно топят.

– Какой храбрец! Вам чай с молоком или сахаром?

– Без всего, спасибо.

– Хорошо, потому что у меня ни того ни другого нет. А знаете, когда вы врете, это очень заметно. Вы краснеете.

Если я до тех пор не покраснела, то при этих словах – уж точно. Кажется, волна жара пошла от ступней вверх по всему телу и из-под мышек потек пот. Я только надеялась, что платье не будет бесповоротно испорчено.

– Я всегда краснею, когда пью чай.

– В самом деле? Понятно.

Кажется, хуже уже все равно не будет. Я решила перейти в наступление. Поменяла тему и спросила доктора, как он оперирует людей. Неужели удаляет легкие, как кто-то мне говорил?

Он мог бы ответить, опять поддразнивая, свысока – возможно, так он представлял себе флирт, – и я думаю, что в этом случае надела бы пальто и ушла прямо в холодную ночь. И может быть, он это понимал. Он заговорил про торакопластику и объяснил, что этот метод тяжелее для пациента, чем коллапс и спадение целого легкого. Интересно, что о нем знал еще Гиппократ. Хотя, конечно, в последнее время обрел популярность и другой метод – удаление доли легкого.