Дорога ярости - стр. 21
Фрэнк дергает подбородком, указывая на Кейна.
– Это кто?
Адам косится на Кейна, который сидит на мотоцикле, одна нога на земле, вторая – на педали переключения передач.
– Это Кейн.
Фрэнк фыркает.
– А у самого что, язык отнялся?
Кейн и бровью не ведет. И не говорит ни слова.
– Откуда он? – допытывается Фрэнк.
– С того конца пустыни.
Фрэнк прищуривается.
– На том конце пустыни ничего нет.
– Можно он у нас переночует?
– У нас и без него полно голодных ртов.
– Да тут же, кроме нас, никого нет!
– Точно, – соглашается Фрэнк, рассматривая Кейна.
Кейн прислоняет байк к колодцу.
– Приятно познакомиться, – кивает он Фрэнку.
– Можно он переночует у нас в убежище? – не сдается Адам.
Фрэнк трет подбородок и переводит взгляд на брата.
– Ты чего так поздно? Где шлялся?
– Ездил в каньон.
Фрэнк качает головой.
Адам прислоняет мотоцикл – свой фамильный байк – к колодцу рядом с мотоциклом Кейна.
– Ему некуда ехать.
Фрэнк что-то бормочет и вздыхает.
– Мейв принесла картошки. Еще есть куриный бульон и свежий хлеб. – Он разворачивается и ковыляет в дом. Металлическая левая нога Фрэнка блестит в лунном свете и грохочет о деревянное крыльцо.
– Куриный бульон, – говорит Кейн. – Сто лет его не ел.
– Я тебе постелю в убежище, – отвечает Адам.
В доме пахнет дымом и свежеиспеченным хлебом. Мейв, соседка, с самыми добрыми намерениями, но себе на уме, принесла им еды в обмен на куриные яйца, ну и, конечно, чтобы завоевать расположение брата. Кормежка за любовь. Но сердце Фрэнка не так-то просто покорить.
У Адама текут слюнки, пока он хлопочет возле кухонного стола, разливая дымящийся бульон по глиняным мискам. Куски курицы прилипают к половнику. Кухонька тесная, и Адаму приходится протискиваться боком между стульями и стенкой. Он подает Кейну миску бульона и сам садится напротив.
Кейн кладет руки на стол, вдыхает аромат пищи и поднимает глаза на Адама. Тот кивает, Кейн берет ложку и принимается шумно хлебать суп.
Фрэнк откидывается на стуле и смотрит, как парни жадно поглощают пищу. Потом тоже принимается за еду.
Фрэнк вытирает губы тыльной стороной ладони. Пальцы у него скрюченные и сплюснутые, с обломанными ногтями; суставы опухли и все в синяках. Эти руки пережили не одну бурю. Рабочие руки.
Фрэнк впивается взглядом в Кейна.
– Что ты умеешь?
Кейн пожимает плечами и продолжает хлебать суп.
Адам откусывает кусок хлеба.
– Он пускает блинчики по воде лучше всех, кого я знаю.
– Гонщику от этого толку мало.
– Еще он умеет нырять. Он достал до самого дна… – Адам осекается на полуслове.
Фрэнк упирается в Адама пристальным взглядом, не донеся ложку до рта.
– Ты тоже с ним нырял?
Адам не отвечает. Смотрит в тарелку.
– Ты не смеешь нырять в озеро, – Фрэнк сверлит брата свирепым взглядом. – Черт тебя подери, Адам! Ты работать должен, а вместо этого поперся купаться!
– Не могу же я целый день вкалывать, – отвечает Адам, проглотив суп.
Фрэнк качает головой и подносит ложку ко рту.
– Ошибаешься, – ворчит он.
В комнате наступает тишина. Слышно лишь, как Кейн хлюпает супом да чайник кипит и булькает на плите. Фрэнк отодвигает пустую миску, судорожно вздыхает и засовывает большие пальцы за ремень.
Кейн, не поднимая глаз, продолжает хлебать суп.
Адам проводит рукой по краю стола и замечает, что дерево истерлось и потрескалось. Он смотрит на пустую тарелку перед собой. Глина шероховатая, в царапинах. Адам переводит взгляд на окно, глядит на рваные, все в пятнах занавески, задернутые на ночь.