Дорога в страну четырех рек - стр. 30
Жанна всегда панически боялась заниматься сбытом собственных работ. Во-первых, продажа картин казалась ей чем-то вроде предательства по отношению к выстраданному детищу. Во-вторых, она часто влипала в неприятные истории. Ее откровенно надували, а она совершенно не умела от всего этого защищаться. Она не умела ни торговаться, ни держать цену, ни идти на принцип. Бывали случаи, когда у нее забирали картины, обещая отдать деньги позже, давали ей телефоны для связи… При этом Жанна чувствовала, что ее обманывают, но все равно давала себя облапошить. Конечно, деньги никто не привозил, а телефоны оказывались левыми, несуществующими. Либо отвечала прачечная или похоронное агентство.
К двенадцати дня наконец раздался звонок и долгожданный одышливый фальцет сообщил, что будет у ее подъезда через пять минут. Женич никогда не поднимался к ней в квартиру. Его вес и одышка не позволяли ему преодолеть пять этажей. Художница и посредник всегда встречались у него в машине. Через пять минут Жанна нетерпеливо топталась у своего подъезда, когда во двор, наконец, въехал очень грязный серый «вольво». Это была старая модель, которая Жанне напоминала огромный квадратный чемодан. Впрочем, хозяин был под стать своему авто.
– Привет. Садись. Что там у тебя? – Женич опустил стекло.
Барыга смотрел холсты, чмокал, пыхтел и поминутно вытирал платком пот со лба. Он всегда потел: и зимой и летом. Ладони его были всегда влажные и холодные, и руку Жанна подавала ему с непреодолимым отвращением.
– Ну, не знаю, – пропыхтел Женич. – Я, конечно, возьму, хотя говорю, что натюрморты сейчас не очень идут. Хотя в твоих, ну да, что-то есть, цепляет. Но ты же понимаешь, бизнес есть бизнес. – Женич, как обычно, важничал, неимоверно растягивая слова. – Спрос-то не мы устанавливаем, а покупатель. А покупателю подавай то, что сегодня в моде. Иногда такую безвкусицу берут, а шедевры, бывает, месяцами продаться не могут. И крутись тогда как знаешь, будто вошь на гребешке. Я вот все кручусь, кручусь, а денег на новую машину так и не заработал.
Жанна сидела ни жива ни мертва, слушала привычный бубнеж Женича и боялась, как бы он не отказал ей совсем.
– Я говорю, мистика сейчас пошла. Запредельщину всякую, чертовщину спрашивают, а натюрморты – это прошлый век уже, на любителя.
Жанна отвернулась к окну.
«Если бы ты знал, что у меня этой запредельщины полная квартира, – подумала про себя Жанна, кусая себя за палец. – А может, показать Женичу – пусть берет?»
– Ну ладно, – решился наконец барыга. – Так и быть, я эти натюрморты возьму. На вот, держи. – И он протянул Жанне конверт.
– Сколько здесь?
– Семнадцать. Говорю же, больше не могу, спроса пока нет. Сам, понимаешь, рискую.
– Ну ладно, Женич, давай, пока. – И Жанна пулей выскочила из его машины. Боясь показать свою радость, она сделала вид, что зашла в подъезд, едва дождалась, пока Женич уедет, – и рванула со всех ног в магазин.
– Йес! Живем! – кричала она, перепрыгивая то одну, то другую лужу, пока не поймала на себе разгневанный взгляд какой-то бабульки, которая покрутила ей вслед пальцем у виска.
«Ну вот, теперь я точно похожа на городскую сумасшедшую, – подумала Жанна и радостно перемахнула через еще одну лужу.
Глава 18
Олеся пришла в храм к Херувимской. Всю оставшуюся службу она провела в раздумьях, подходить ли ей к священнику. В этом храме, куда они ходили всей семьей, служил их духовник отец Михаил, добрый и отзывчивый батюшка. Седовласый и согбенный, он напоминал своим видом старца, сошедшего с древней литографии.