Дорога солнца и тумана - стр. 28

– Это замечательно. – Если бы он мог меня видеть сквозь вихрь боли, если бы он мог видеть что-то рядом с собой, я бы точно, черт побери, не замечала его грубости. Кроме того, мне было что сказать мужчине, который хранил в своей мрачноватой библиотеке яркую связку воздушных шаров.

– Для меня это память о Лили, – пояснил он, когда заметил, что я смотрю на шары. – Каждый раз я покупаю новую связку, когда бываю в городе. Шары были последней вещью, которую она попросила у меня. Желтые шары. Она собиралась привязывать их к Аристутлю, чтобы не искать его среди травы, – пояснил он, возвращая мне листочки.

Я подумала о том, что Мо и Лили все-таки присутствовали в желтых бумажках, которые я держала в руке, в этих желтых шарах, в черепахе, невидимой за письменным столом, но тащившей яркую вспышку желтого цвета.

– Я надеюсь, что и мы оставим позади себя что-нибудь яркое, – сказала я.

Мы молча смотрели на шары, покачивавшиеся в углу, словно тронутые тихим, невидимым дыханием.

– Вот какой она была. Моя сестра. – Я поискала в телефоне и показала Джеку фотку Мо. Она, в бирюзовом платье и в очках в горошек, такая счастливая, сидела в тени дерева на перевернутом пластиковом ящике. Ее волосы были заплетены в косы. – Мы с ней не очень похожи. Мо всегда была яркой и привлекала взгляд, как на снимках, так и в толпе. Твои глаза автоматически находили ее.

– Мы с дочкой тоже были не очень похожи.

Я не рассчитывала, что он добавит что-либо еще, но он, казалось, передумал.

– Вот она. – Он вытащил бумажник и показал мне фотографию Лили.

Она улыбалась в камеру, и в ее глазах светилось озорство. У нее была кожа медового цвета. Пряди пышных, кудрявых волос выглядывали из-под шляпки-подсолнуха – той самой, которую Джек отдал Схоластике. Лили не походила на Джека, но, присмотревшись, я заметила его изгиб бровей и упрямый подбородок. Не случись этой трагедии, она наверняка любила бы жизнь, нарушала бы все правила и разбивала бы сердца.

Мы сидели рядом и смотрели на фотографии. Я остро ощущала свою утрату, мне было больно думать, что я больше не увижу улыбку сестры, не услышу ее голос, не почувствую ее тепло и внимание. И все же было какое-то сладкое утешение в мысли о том, что тебя любили, хоть эта любовь и оказалась мимолетной, словно трепетанье птичьих крылышек.

Я вернула Джеку снимок дочки и наклонилась, чтобы поднять упавшую на пол фотокарточку, еще одну; она прилипла к первому снимку. На ней был сам Джек. Казалось, он был застигнут врасплох среди разговора. Его кожа была темной, словно вспышка осветила лишь его лицо. Возможно, поэтому он казался таким непохожим на себя. Зато его глаза были такими ясными и лучистыми, что я не могла оторвать от них взгляда. Они заворожили меня своим сиянием, и это было нелегко забыть. Они были словно ледники, окруженные золотистым и теплым летним светом. В них не было и намека на теперешние грозовые тучи. По моим оценкам, Джеку было сейчас около тридцати, но на этом фото он выглядел гораздо моложе.

– Она сделала оба этих снимка, – сказал Джек, когда я отдала ему второй. – В тот день мы ехали в молл. – Он рассеянно погладил край фото Лили. – А я не разрешил ей тратить пленку. – Он убрал обе карточки в бумажник и уставился на него.

– А я в тот день не ответила на звонок сестры. – Я никому еще не говорила об этом, даже родителям. Я показала им последнее сообщение Мо, но умолчала о том, что пренебрегла ее звонком. Мне было тогда слишком стыдно говорить об этом. Но тут я почувствовала, что могу поделиться этим с Джеком. – Когда она мне позвонила, я была занята, подписывала бумаги на только что купленный дом.