Домоводство. От сессии до сессии - стр. 8
– Соглашаться на кота в мешке? Не зная толком, о чём речь? – скептически замечаю. О да, торговаться я умею.
Донна Сильвия тверда как скала. Хоть паучьи лапы из-под этой твердыни всё ещё шевелятся.
– Не пожалеешь, даю слово. Могу намекнуть: как ты думаешь, за счёт чего мне удалось не только сохранить, но и приумножить свои способности после смерти? Да ещё и обрести новые. Всё, больше никаких подсказок.
Тяжело вздохнув, «сдаюсь».
– Что я должна сделать?
[1] История Прозерпины, дочери простых людей, украденной когда-то Аидом, рассказана в четвёртой части Сороковника. Поняв однажды, что муженёк всерьёз увлёкся другой, она выторговала себе не просто развод, но и разъезд и в качестве отступного приняла вакансию Богини Смерти в другом мире. Но родиной-то её была и оставалась наша Греция, то бишь Эллада, из песни слов не выкинешь!
Одним из условий при вступлении на новое, так сказать, рабочее место, было принятие сущности Мораны Единой, курирующей все миры. Одно дело – быть под крылышком у мужа-бога, и в ограниченном подземном мирке, теснимом со всех сторон посмертными мирками прочих земных религий; и совсем иное – получить огромное потустороннее пространство целого мира. Пришлось, так сказать, повышать свой уровень… Так бывшая Прозерпина получила частичку сути Единой Мораны и, соответственно, новое имя.
[2] В.Высоцкий, «Туман».
Поколение Ивы выросло на песнях Высоцкого. Не удивительно, что при подборе хорошо запоминающихся Слов-Ключей она выбрала четверостишье от любимого поэта. Песни, обожаемые в юности, помнятся всю жизнь.
2. Глава 2
– Хорошо, что ты пришла за советом именно ко мне, девочка.
Суровый пожилой воин, ещё недавно отлитый в серебре, но здесь, в подвластном мне сновидении, обретший плоть и кровь, задумчиво прохаживается по склепу. Вот от кого у известных мне Торресов привычка мерить шагами окружающее пространство, когда накрывают приступы глубокой озабоченности: от почтеннейшего Базиля Кристобаля Антуана дель Торреса да Гама, основателя рода, бессменного Стража на границе миров! C ним однажды свели нас в загробном Эль Торресе судьба и Морана. Он помог мне и советом, и делом, а заодно успел отечески привязаться.[1] Вернувшись в мир живых, я несколько раз навещала его в склепе; но, увы, умением общаться с душами ушедших наяву не обладала. Хоть мне и казалось порой, что серебряный лик Командора (как я про себя успела окрестить дона Кристобаля) взирает на меня не просто благосклонно, но с ласковой улыбкой.
После расставания с донной Сильвией, задыхаясь от чувства гадливости, я потянулась именно к нему, как утопающий – к спасательному кругу… нет, как к кораблю, спешащему на помощь всем, брошенным в волны отчаянья, сомнений и неверия в свои силы.
– Так к кому же ещё? – искренне удивляюсь, отвечая и ему, и собственным мыслям. – Вы, дон Кристо… Ой, простите, дон Кристобаль!..
Он великодушно отмахивается.
– Ничего-ничего, называй меня так. Мне нравится. По-домашнему… Это ты от Софи слышала, как она ко мне обращается?
– Угу… – мычу невнятно. Почему-то в его обществе чувствую себя, прямо как при нашем матриархе, сущей девчонкой, и даже порой вести себя начинаю соответствующе, хоть и вовремя спохватываюсь. Вот при Сильвии такого не случалось. Возможно, потому, что подобного уважения она к себе не вызывала? Встряхнув головой, как бы выгоняя даже тень воспоминаний об этой неприятной особе, продолжаю: