Домоводство. От сессии до сессии - стр. 46
– Храбрый?
В это время Лусия, наконец, догадывается запустить светлячка поближе к распахнутым дверцам. И снова ойкает, но деликатно прикрывает рот ладонью.
– Малыш? – с сомнением бормочет кот, будто усомнившись в собственных словах. – Как говор-ряут наши общие знакомые, фигассе!
Существо, припавшее по-кошачьи на брюхо и прикрывшее в страхе лапами глаза, габаритам не уступает Тим-Тиму. Больше всего оно напоминает львёнка-подростка, покрупнее овчарки, поменьше овцы. Над лопатками трепещут крошечные кожистые крылышки. Хвост, суставчатый, как у скорпиона, мелко подрагивает. И вообще, это создание дрожит, как осиновый лист, отчего наша несчастная кухонная мебель вновь ходит ходуном.
– Ты боишься? Бедненький!
Честное слово, это не я сказала. Это Люся.
– Кис-кис-кис…
Бесполезно.
В животе у Лусии бурчит, на сей раз отчётливо и громко.
– Такой большой и такой голодный! – ещё громче говорит она, стараясь заглушить предательские звуки. – Пойдём, я…
Оборачивается к столу и видит, что в сухарнице остались одни крошки.
– … всё равно тебя покормлю. Я знаю, где тут кладовка. Негоже ребёнку голодать, – решительно заканчивает она.
Детёныш-монстрик прислушивается к её шагам и перестаёт дрожать. Но глаз не разжмуривает.
Вспрыгнув к нему на полку, Малявка настойчиво его бодает. И заставляет поднять голову.
Ноздри «львёнка» раздуваются. Ага! Это он учуял великолепный окорок, который Люся, пыхтя, старается снять с крюка. Но огромная копчёность подвешена высоко; тогда она идёт за ножом и вскоре уже режет на разделочной доске добытый кус хамона. Рядом на свой высокий стул прыгает Малявка и требовательно стучит лапой по краю стола.
Потом он спрыгивает на пол, опять на стул, опять постукивает о столешницу… И выразительно бросает в сторону буфета:
– Мр-р-р?
Появляется когтистая, почти львиная, лапка. Неуверенно шарит в воздухе, исчезает. Затем после недолгого шебуршания в воздухе зависает толстый задок с поджатым хвостом. Под неодобрительным взглядом нашего мелкого кота детёныш неуклюже сползает сперва на широкую буфетную полку, затем и на пол. Покосившись на него, Люся поворачивается спиной, чтобы не смущать, и, раскладывая нарезку на три тарелки, негромко напевает.
Мантикорыш делает первый шажок. Ещё один. Вновь принюхивается. И, попытавшись взгромоздиться на Малявкин стул, с грохотом его опрокидывает, после чего в страхе забивается под стол. Вздохнув, Люся ставит на половицы самую большую тарелку с мясом.
И вот тут меня до глубины души поражает наш мелкий кот.
Он смотрит на Люсю настолько неодобрительно, что та краснеет… и возвращает порцию детёныша на стол. И стоит растерянно, не зная, что дальше делать. Малявка же ныряет вниз…
И через несколько минут оттуда высовывается львиный носик. А затем и его обладатель. То и дело оглядываясь на сурово шипящего кота, разворачивается, встаёт на задние лапы – а башка его при этом возвышается над столом, как башня – и стучит лапищей в столешницу, явно копируя своего мелкого наставника.
– Ай, молодеуц! – стонет Тим-Тим. – Ай, какой педагог пр-ропадаует!
Мантикорыш дёргает ухом и косится на него испуганно, но держит стойку на задних лапках до тех пор, пора растроганная Люся не возвращает на пол тарелку. И лишь тогда с урчанием набрасывается на еду.
– Теперь не пр-ропадёут! – шепчет мне Баюн. – Она его покор-рмила! А если ещё имя даст…