Домоводство. От сессии до сессии - стр. 48
«Ты вот что скажи: откуда ты всё знаешь? – не даю сбить себя с толку. – И про меня, причём в подробностях, и про то, что здесь, в нашем доме, творится? Ты ведь понял, что тут прячется детёныш, оттого и притащил меня сюда? А теперь оказывается, что ты и о Сильвии наслышан… Давай, колись! Что, сутки напролёт смотришь в своё волшебное зеркало?»
«Не-ау!»
Он зевает так, что клацают челюсти.
«Ваня, налей ещё молочкау. Он так вкусно пьёт, что и мне хочетсяу».
«Лопнешь!» – поддразниваю, берясь за кувшинчик. Другой, точно такой же, настоящий, сейчас в руках у Лусии. Я же наливаю не обычное молоко, не из обычного кувшина, причём не в обычную фарфоровую суповую тарелку (блюдечко такое, по габаритам пьющего). Сейчас это, по словам кота, «сон-молоко», «сон-кувшин» и «сон-тарелка»: проекции с настоящих предметов, утянутые в наше общее сновидение. Оказывается, так тоже можно. Потом, когда проснёшься, всё добытое вернётся на свои места. Тут главное – не перестараться, а то некоторые свойства, закреплённые в сон-проекции, перебегут в реальность. И заведутся у меня на кухне, к примеру, говорливые чашки.
А ещё, оказывается, возможно протащить через сон из одного места в другое настоящие предметы. Но это уже более высокий уровень магии. Впрочем, Тимыч обещал и это показать, позже.
«Не лопну. Во снеу ешь и пей, сколько хочешь, всё р-равно пр-роснёшьсяу голодным. Сюда хор-рошоу пр-риводить на ночь худеющих, чтобы тр-рескали всё, в чёум себе днёум отказывали».
«Мудро. Но не заговаривай мне зубы, милый. Я же жду!»
Делая вид, что не понимает, он, жмурясь от удовольствия, припадает к молоку. И пьёт, пьёт… наверное, минут пять-шесть, а молока не убывает. Блин, даже уровень в миске не падает!
«Тим-Тим, ну хватит уже! – взмаливаюсь я. – Ты, конечно, и умный, и умелый, и знаешь гораздо больше моего; не зря же столько лет в фамильярах у Светлого провёл! Не дразни!»
«Воусемь!» – с гордостью сообщает он. И вытирает усы. Не облизывается, а именно вытирает лапой. Поясняет: «Воусемь лет! Я ведь говор-рил, что вр-ремяу в нашей долине течёт по-особому? То-то и оноу… Ладно, Ваня, сейчас всё р-расскажу. Толькоу давай досмотр-рим».
Одуревший от сытости Боровичок отпадает, наконец, от миски и с пыхтением начинает вылизываться. Получается пока… не очень. После второй попытки задрать заднюю лапу он с обиженным мявом заваливается на бок. Центр тяжести у него где-то не там, где нужно, подозреваю – в набитом пузике. Разохавшись, Люся пытается взять «ребёнка» на ручки. Ага. Всё равно, что небольшой танчик тягать… А тот не сопротивляется, висит, как тесто. На помощь приходит Малявка. Муркнув призывно, прыгает на один из диванов возле большого камина. Встрепенувшись, малыш устремляется туда же, на заплетающихся лапах.
– Ах, ты мой Боровичок! – причитает с умилением Люсенька. – Спит на ходу, маленький!
Чтобы подтолкнуть отяжелевшего от еды питомца на диван, сил у неё хватает. Она даже прикрывает малыша пледом, осторожно, чтобы не повредить топорщившиеся крылышки. Детёныш тычется мордой ей в ладони… и вскоре затихает.
Лусия, растерянно улыбаясь, гладит его по круглой башке. Шёрстка плюшевая, мягкая, а на макушке – два бугорка, будто рожки прорезаются. Ничего себе! Тем временем под строгим взглядом Малявки диван становится шире, даже выдвигается угол: дескать, прилечь не желаете ли? Люся с благодарностью принимает приглашение.