Домонгольская Русь в летописных сводах V-XIII вв. - стр. 61

Интересен такой летописный сюжет. При князе Владимире умножились разбои. Оно и не мудрено. Русь переживала один из переходных этапов своей истории. Патриархальный род уже не имел прежней власти, а новый строй жизни еще не устоялся и давал людям едва ли не полную свободу выбора в поступках. Видя разбои и разброд, епископ обратился к князю с вопросом: «Почему не казнишь?» Князь отвечал, что боится греха. Тогда епископ, а был он греком, объяснил Владимиру, что он поставлен богом на казнь злым и на милость добрым. Князь, по словам епископа, должен был казнить разбойников, но с испытанием. Это означало, что испытуемый должен был взять в руки раскаленное железо, и если на ладонях не оставалось ожогов, считалось, что испытуемый говорит правду.

Князь отменил стародавние виры, взимавшиеся за убийства и иные прегрешения, и стал казнить разбойников: Но очень скоро старцы и епископ с духовенством решили, что «рати много». А Владимир и сам был рад вернуться к взиманию «вира то на конихъ и на оружьи…»

И вновь зажила Русь «по строенью дедню и отню». Спустя год после событий под Василевом печенеги осадили Белгород на реке Ирпень, стоящий у самого Киева. Подступить к стенам Киева печенеги не решались. Кроме того, у печенегов не было искусных инженеров по осаде и взятию городов. Это то, что отличало печенегов от монголов.

С начала года Владимир уехал на север к Новгороду собирать воинов для борьбы с печенегами, ибо конца ей не было видно и Русь стонала от ежегодных набегов. Народ, вместо того чтобы по весне пахать землю и засевать ее семенами, был вынужден скрываться за стенами городов. А на землях, лежащих между реками Рось и Стугна, Сула и Трубеж, едва ли не ежедневно занимались пожарища, дым от которых достигал Киева.

Прознав об отъезде Владимира на север, печенеги, не мешкая осадили Белгород – город, где была возможна немалая пожива.

В связи с осадой Белгорода летописец передает повесть о «сладком колоце». Вот ее краткое содержание.

Помощь Белгороду Владимир подать не мог, ибо не имел достаточно сил. В городе начался голод. На вече решили: «Се уже хочем померети от глада, а от князя помочи нету. Да лучше ли ны померети? Въдадимся печенегом, да кого живять, кого ли умертвять; уже помираем от глада».

Был в Белгороде старец, отсутствовавший на вече. Узнав о решении горожан, он просил подождать три дня и не сдаваться пока печенегам. А тем временем старец просил горожан: «Сберите аче и по горсти овса или пшенице, ли отруб». Выкопали колодези. Взяли и «меду лукно, бе бо погребено в княжи медуши. И повеле росытити велми и въльяти в кадь в друземь колодязи».

Утром послали к печенегам, дали им заложников и пригласили десять печенежских мужей в город. Кочевники обрадовались, решив, что город хочет сдаться. Каково же было изумление печенегов, когда в Белгороде их встретили такими речами:

«Почто губите себе? Коли можете престояти нас? Аще стоите за десять лет, что можете створите нам? Имееем бо кормлю от земле. Аще ли не веруете, да узрите своима очима».

Изумленные печенеги «въсташа от града, въсвояси идоша». Мы помним, что в последние десятилетия на Руси жил юный конунг Норвегии Олав, сын Трюггви, впоследствии женатый на Гейре, дочери Бурецлава, конунга страны вендов (годы жизни короля Польши Болеслава I Храброго 962-1025, но это еще не доказывает того, что Бурицлав и Болеслав одно лицо). Олаву было девять лет, когда он попал на Русь. Прожил он на Руси еще девять лет. Возможно, Сигурд, дядя Олава, был одним из тех варягов, которые в 980 г. помогли Владимиру добыть киевский стол.