Домашние правила - стр. 52
Джейкоб даже не поморщился.
– Почему ты не можешь быть нормальным? – вопит Тэо и бьет брата кулаком в грудь, потом ударяет еще раз, сильнее. – Будь, твою мать, нормальным! – кричит он, и я вижу, что по лицу Тэо текут слезы.
На мгновение мы застываем в этом аду, между нами лежит ни на что не реагирующий Джейкоб.
– Принеси мне телефон, – говорю я, и Тэо мигом выскакивает из комнаты.
Я сажусь на кровать рядом с Джейкобом, и его тело приваливается ко мне. Тэо возвращается с телефоном, я тычу в номер психиатра Джейкоба доктора Мурано. Она перезванивает мне через тридцать секунд и говорит хрипловатым со сна голосом:
– Эмма? Что случилось?
Я объясняю, в каком состоянии Джейкоб был вчера вечером, и описываю, в каком ступоре он находится сейчас.
– И вы не знаете, что спровоцировало это?
– Нет. У него вчера была встреча с консультантом. – Я смотрю на Джейкоба; из уголка его рта свисает нитка слюны. – Я звонила ей, но безрезультатно. И она пока не связалась со мной.
– Он выглядит так, будто у него физическое недомогание?
«Нет, – думаю я, – это скорее относится ко мне».
– Не знаю… я так не думаю.
– Он дышит?
– Да.
– Он узнает вас?
– Нет, – признаюсь я, и это пугает меня больше всего.
Если он не узнает меня, как я могу помочь ему вспомнить, кто он?
– Какой у него пульс?
Я кладу телефон и смотрю на свои часы, считаю.
– Пульс – девяносто, частота дыхания – двадцать.
– Слушайте, Эмма, – говорит доктор Мурано. – Я в часе езды от вас. Думаю, вам нужно вызвать «скорую».
Я знаю, что тогда будет. Если Джейкоб не выберется сам из этой ямы, он станет кандидатом на принудительное лечение в психиатрическом отделении.
Положив трубку, я опускаюсь на колени перед Джейкобом:
– Малыш, ты только подай мне знак. Просто покажи, что ты на этой стороне.
Джейкоб даже не моргает.
Утерев слезы, я иду в комнату Тэо. Дверь заперта изнутри, и мне приходится громко стучать в дверь, чтобы он услышал меня сквозь грохот музыки. Наконец Тэо открывает – веки красные, челюсти сжаты.
– Помоги мне передвинуть его, – спокойно говорю я, и на этот раз Тэо не препирается со мной.
Мы вместе стягиваем тело Джейкоба с кровати, тащим его вниз по лестнице и пытаемся загрузить в машину. Я держу его за руки, Тэо – за ноги. Мы тянем, толкаем, пихаем. Когда оказываемся в прихожей, я уже обливаюсь по́том, а у Тэо на ногах синяки – он два раза поскальзывался и падал под весом Джейкоба.
– Я открою дверцу машины, – говорит Тэо и в одних носках бежит к подъездной дорожке по хрусткому насту.
Вместе нам удается подтащить Джейкоба к автомобилю. Он не издает ни звука, даже когда его босые ступни касаются обледенелой дорожки. Мы грузим его головой вперед на заднее сиденье, потом мне с трудом удается посадить его и пристегнуть ремень безопасности, для чего приходится почти забраться к нему на колени. Прижавшись ухом к сердцу Джейкоба, я слушаю щелчок металла о металл.
– «Во-о-о-от и Джонни».
Слова не его, а Джека Николсона из фильма «Сияние». Но голос – прекрасный, протертый до дыр, скрипучий, как наждачная бумага, голос моего сына.
– Джейкоб? – Я беру в ладони его лицо.
Он не смотрит на меня, ну и что, он никогда этого не делает.
– Мам, – говорит Джейкоб, – у меня ноги очень замерзли.
Я бросаюсь в слезы и крепко обнимаю его:
– Ох, малыш, сейчас мы что-нибудь придумаем.