Долина счастья - стр. 10
Вспоминая, она представляла Видаля стоящим в ее спальне – комнате, которая была ее личным раем, – с письмом в руках, которое она отправила отцу несколько недель назад. Письмо, которое он вскрыл. Письмо с откровениями, родившимися в самых глубинах девичьего сердца и посвященными отцу, с которым она так хотела познакомиться. Все нежные, распускающиеся, словно бутоны, чувства, которые Фелисити начала испытывать к Видалю, разрушились в один момент и превратились в горечь и злость.
– Флис, дорогая, ты должна пообещать мне, что больше не будешь пытаться общаться со своим отцом, – молила мать со слезами на глазах после того, как Видаль вернулся в Испанию и они снова остались вдвоем.
Конечно же Флис дала такое обещание. Она слишком любила свою маму, чтобы расстраивать ее, особенно когда…
Нет! Она не позволит Видалю снова унизить ее. Мама, в отличие от него, быстро сообразила, что тогда на самом деле произошло. Она знала, что Флис была ни в чем не виновата.
Достигнув зрелости, Фелисити поняла, что ее отец, прекрасно зная, где она находится, мог с легкостью сам пообщаться с ней, если бы захотел. Факт, что он никогда этого не делал, говорил сам за себя. В конце концов, она была не единственным ребенком, которого отверг родной отец. После смерти матери Флис решила, что наступило время двигаться дальше. Пора сохранить лишь в теплых воспоминаниях детство и любящую маму и забыть отца, отказавшегося от нее.
Фелисити теперь никогда не узнает, что же заставило отца изменить свое решение. Она никогда не узнает, почему он упомянул ее в завещании. Было ли это чувство вины или сожаление об упущенных возможностях?.. Но на этот раз Флис была уверена, что ни под каким видом не позволит Видалю указывать, что ей можно делать, а что нет.
Внизу, в холле, Видаль наблюдал, как Флис повернулась и последовала за Розой к следующему лестничному пролету. Была одна вещь, которой Видаль по-настоящему гордился. Черта характера, над которой он тщательно работал и которую постоянно совершенствовал. Это власть над собственными эмоциями. Однако сейчас его взгляд – обычно подчиняющийся Видалю – почему-то посчитал необходимым задержаться на стройных, с шелковистой кожей ногах Фелисити, пока она удалялась от него.
В шестнадцать лет эти ножки были еще стройнее. Фелисити тогда превращалась из ребенка в женщину с прелестной маленькой грудью, прикрытой тонкими майками. Она обожала их и носила, казалось, постоянно. Скорее всего, Флис вела себя по отношению к Видалю с притворной невинностью – нерешительные взгляды украдкой, нарочитое нежелание отвести восхищенный взгляд от обнаженного мужского торса, когда Флис зашла в ванную, в то время как он брился. А позже он стал свидетелем проявления истинной сущности Фелисити и понял, что она распутна и беспринципна. Интересно, такой ее создала природа или причина в том, что девочку лишили отца?
Чувство вины, от которого Видаль никак не мог избавиться, вновь овладело им. Сотни раз за все эти годы он мечтал повернуть время вспять и не произносить слова, которые привели к вынужденному краху отношений его дяди и матери Флис. Упоминание маленького Видаля о том, что Филипп поехал вместе с ним и гувернанткой на экскурсию в Альгамбру, привело к концу их роман.
Бабушка Видаля никогда не позволила бы Филиппу жениться по любви. Он был обязан руководствоваться ее выбором, а она ни за что не разрешила бы мужчине, в жилах которого течет голубая кровь, такая же, как и кровь его приемной семьи, взять в жены гувернантку ее внука.