Долгая дорога к себе - стр. 9
На их памяти еще ни разу не было такого, чтобы доставленный товар кормили, прежде чем отправить на поля.
– Ты слишком долго копаешься, – услышала она шепот за спиной.
Обернулась. На нее с опаской смотрела черноволосая девушка с голубыми глазами. Все остальные трудились, не поднимая головы, а она с интересом ее рассматривала своим цепким взглядом.
– Медленно, говорю, все делаешь, – улыбнулась голубоглазка.
– Но надо же тщательно пропалывать.
– Ага, а потом тебя тщательно накажут за низкие показатели, – скривилась брюнетка.
– А что же делать? – удивилась девушка.
– Порасторопнее надо быть, порасторопнее. Руками шевели и поменьше думай, – проворчала та. – Кстати, о чем ты все время думаешь? У тебя такой отстраненный вид.
– Не знаю, – пожала плечами, продолжая прореживать растения, девушка. – Я мало что помню. Вот пытаюсь вспомнить… осень.
– Осень? – брюнетка опять скривилась. – А чего ее вспоминать? Слякоть, дождь, холод, брр, – она поежилась, будто оказалась на пронзительном ветру в хмурый пасмурный день. Хорошо, что здесь тепло и светит солнце. И этот свежий ветер с гор. Это порой может примирить с той участью, которая постигла смешливую от природы и неугомонную девушку.
Хмурый пасмурный день… Листья, много листьев. Низкое небо, затянутое облаками, мелкий-мелкий дождь, почти изморось, и… счастье. Что такое счастье? Вот это томление, которое теснит сейчас грудь, когда хочется петь и плакать? А почему этого хочется? Осень – это что-то хорошее. Это что-то… приятное. Что?
– Слушай, ну ты даешь, – брюнетка хохотнула, дернув ее за рукав. – Опять задумалась? Мечтательница. Ты это дело брось, здесь это не приветствуется, – тут же с мрачным видом посоветовала она.
– А почему? Это… плохо?
– Для тебя – да. Будешь хуже работать – запорют. Здесь хоть умри, а свою норму сделай. Иначе – не жить, – и она провела ребром ладони по своему горлу.
– Как это? – удивилась девушка.
– Ну что ты глазами хлопаешь! И это, что ли забыла? – недоверчиво покосилась на нее голубоглазка.
– А что, должна помнить?
– А как же. Ты знак свой видишь? – она взяла девушку за тонкую кисть, поднесла к ее глазам. Квадрат в треугольнике с цифрами внутри. – Помнишь, что это означает? Что это такое?
– Нет, не помню. Я… не знаю… А что это означает? Скажи мне, пожалуйста. В голове полный сумбур.
– Сумбур? Ну надо же, как ты выражаешься, – голубоглазая девчонка недоверчиво взглянула на нее.
– Да, я ничего не помню.
– «Не помню», – передразнила брюнетка и недоверчиво на нее посмотрела. – Это знак раба.
– Я раб? А ты?
– И я, – вздохнула брюнетка.
– Но у тебя он другой, – девушка взглянула на треугольник, навсегда впитавшийся черными чернилами в кожу красивой брюнетки.
– Ясное дело, я из свободных, – почти гордо заявила черноволосая девушка, и добавила с грустью: – Была…
– А что это значит? А я из каких?
– Ну ты чего, совсем ничего не помнишь? Здорово же тебя приложили. За побег, что ли, или за воровство? Или хозяину отказала?
Девушка неуверенно улыбнулась и лишь пожала плечами.
– Короче, я из свободных. А ты – раба от рабы.
– А это плохо?
– Да как сказать, – брюнетка вдруг спохватилась и тоже принялась работать. Руки резво выдергивали траву, сказывался опыт в этом деле. – Я сюда попала из своей нормальной жизни. Восемь лет назад. Поэтому у меня знак отличия – просто треугольник с личным номером. А ты уже родилась здесь, от рабы, которая, может, была свободной когда-то, а может, и нет.