Долг. Плати собой - стр. 31
— Голодна?
— Нет.
— Тогда раздевайся пока. Я сейчас приду.
Ладонью кожу царапает, запуская вихрь сомнений, и на кровать кивает. Я даже рот открыть не успеваю, как он отходит и бесшумно за дверью скрывается.
Раздеваться? В каком смысле?
По телу холодок струится, но щеки откровенно горят. От смущения не знаю, куда себя деть. Минуту назад мы о рисунках невинно болтали, а теперь…что?
— А где ванная? — непослушными губами произношу.
Если потребуется, я и ночевать там останусь. Главное, чтобы дверь запиралась.
— За дверью сразу направо.
Я дергаюсь. Хриплый голос прямо за спиной раздается. Он настолько близко, что я шеей его дыхание чувствую.
— Ты почему еще не переоделась?
Воздух сгущается. Сердце несколько ударов пропускает.
Я сжимаюсь, словно удара жду. Крепко глаза зажмуриваю.
— Ты в этом спать будешь?
Эмиль не прекращает попытки до меня достучаться и жесткой ладонью кулаки разжимает. На внутреннюю сторону руки что-то маленькое кладет.
— Таблетки? — голос дрожит. — Зачем?
Рядом бокал с водой замечаю и инстинктивно назад пячусь. Всего пара шагов. Бедром на кровать налетаю.
Храбрость на «нет» сходит. По сравнению с ним, я совсем низкая и хрупкая. Приходится подбородок задрать, чтобы в глаза заглянуть.
Мы одни. В этой спальне и в этом доме. Я за ним просто не поспеваю. Чего он хочет?
Неужели…опоить меня?
— Пей уже, — злой приказ.
В глазах пламя беснуется.
— Ч-что это?
— Быстрее, пока вода теплая.
Мои губы и так приоткрыты, потому что я не знаю, когда нужно будет закричать, и это значительно упрощает его задачу. Тарханов резко берет две таблетки и прикладывает ладонь ко рту, чтобы их на пол не уронить, и бокал подставляет.
Ждет, пока я проглочу, и лишь потом тихо выдыхает.
— Это противовирусное, дурочка.
Кажется, он догадывается, о чем я подумала, потому что стоит мне на кровать плюхнуться, как мужчина выпрямляется и устало подытоживает.
— Я же говорил, малая, что мне не нужно твое безвольное тело. Ты всю дорогу носом шмыгала, вот я и…
— А сразу сказать нельзя было? — раздражение растет. — Я бы тогда и сама их выпила.
— А ты думай поменьше, — хрипло усмехается.
Ко мне наклоняется, чтобы бокал на тумбочку поставить, и словно невзначай губами щеки касается. Потом, уже не скрывая, насколько он этим наслаждается, дорожку ко рту проводит. За моей реакцией следит, а я так пунцовая.
Прикосновениями будоражит и плавит. Свободной ладонью контур приоткрытых губ очерчивает и тихо добивает.
— Спокойной ночи, — резко назад отталкивается, — если вдруг постель холодная будет, ты меня зови. Согрею.
— Не будет, — упрямо роняю, с трудом дыхание восстанавливая.
— Как скажешь.
Не дожидаясь, пока я в себя приду, свет приглушает и в коридор выходит. Кончики пальцев дрожат, кожа горит, а внутри все еще сильнее ноет.
И это только первый день. Твою же…
«Арина, не смей на старые грабли напарываться» — с этой мыслью я и отключаюсь.
***
Темно. За плотными шторами не угадаешь, день сейчас или ночь. Не знаю, сколько времени прошло, но голова до сих опухшая.
Откидываю одеяло и к бокалу воды тянусь, но руку словно не в ту сторону ведет. Кожа мурашками покрывается, а температура в спальне кажется запредельной. По потолку маячки прыгают, мягкий свет от пламени играется.
Камин почти потух, и я уверена, что жар вовсе не из-за этого по телу ползет. Неужели и правда заболела?