Доктор гад - стр. 28
Воздух всколыхнулся от ненависти тысячами холодных потоков. Вода в котлах обратилась в лёд, угли рассыпались от холода и даже звуки замерли в его немой ярости. Прут в руке Ребуса хрустнул как ветка и упал на землю, крошась остывшими осколками. Что-то телесное, чужое – то, что с хлюпаньем стучало ранее, вдруг замерло – и на площади стало одним дыханием меньше.
Труп упал на булыжник кулём из чёрного тряпья и длинных конечностей. Дитр потёр руки, которые почему-то замёрзли, плохо понимая, что произошло. Над губой защекотало, и он вытащил платок, вытирая кожу под носом. Платок окрасился кровью – и то была, как он думал, последняя капля крови в деле массового и серийного убийцы Рофомма Ребуса.
– Я думал, что так резко седею из-за всплеска всемирной силы, которая остановила сердце твари, – задумчиво произнёс он. – Но, похоже, это потому, что оно сидит во мне. Оно спало – долго, но однажды проснулось. И с тех пор я вижу сны, которые оно посылает мне. С тех пор у меня кошмар наяву.
Равиле было странно осознавать, как все могло бы быть. Наверное, ужасно жить в мире, который десятилетиями терроризирует всемирно сильный гнилец. Если он убивал людей пачками, наверное, и сама Равила недолго прожила в том времени, откуда взялся Парцес.
– А я? Я там была? – каким-то высоким голосом произнесла она.
– Недаром же тень начала с вами общаться. Были, и вы прекрасно себя чувствовали. У вас была отличная интеллектуальная связь с этим чудовищем. Правда, вы были военным врачом, а не душевником.
– Да уж, душевником я как раз решила стать из-за Рофомма, – протянула она. Ей много чего надо спросить у Парцеса о самой себе. Похоже, она многого о себе не знает – кем могла бы стать, как могла бы жить. Она, верно, та ещё паучиха, раз с ней на равных разговаривал террорист.
– Вам идёт, поверьте, – Парцес снова заулыбался как приятный человек.
– Да, мне тут неплохо, – хмыкнула она. – А вы будете ещё раз менять всё это? Время, судьбы, историю? И я вас не смогу остановить, даже если свяжу, верно?
– Нет, не сможете. Нет, не буду. Я встретил здесь человека, с которым можно договориться. Но я не рассказал ему, – Парцес кивнул на дверь, – всего. Сказал, что однажды помог его матери, спас её беременную от нищеты. Но не сказал зачем. А сделал я это затем, чтобы омм Ребус не вырос хронически озлобленным, ведь человеку его всемирной силы очень опасно быть озлобленным. Я не сказал, кем он мог бы стать и откуда я пришёл. Он думает, что я был тридцатипятилетним в годы упадка – знаете, дребежаз, бандиты в ярких костюмах, короткие платья, безумные танцы, нелепая живопись – а потом перескочил сразу сюда. И я не хочу, чтобы он что-то узнал, потому что он явно… не очень крепок душевно.
– А как вы тогда планируете с ним договориться? – Равила скептически поскребла под нижней губой.
– У вас есть душескоп, – просто ответил он.
Он, вообще-то, собирался идти домой один. Дома оставались запасы бодрящего порошка и вроде бы даже кулинарное вино, в котором Эдта раньше тушила ему жаб. Он не знал, что будет делать дома, так он себе говорил. Но Равила, что-то учуяв своим профессиональным нюхом, объявилась в дверях кабинета и велела взять с собой Парцеса.
– Если бы он хотел сбежать, он давно бы это сделал, – заявила она, без разрешения шарясь в его шкафу. – Пусть накинет кафтан вместо своей куртки, она уж очень приметная.