Дохлый таксидермист - стр. 7
– ..сделали все, что могли, – устало произнес фельдшер. – Поймите, ему бы и в Склифософского не…
Завканц сбросила с себя оцепенение. Последнее, в чем она нуждалась, так это в том, чтобы умирающего писателя – да, по пути она вспомнила, что Петров писатель и журналист! – переправили в какую-нибудь больницу и там, чего доброго, спасли. Тогда ее точно вышвырнут с работы и отправят под трибунал за умышленное вмешательство в естественный ход истории.
Завканц помнила, что именно так закончил ее предшественник. Тогда, в 1916-м, Лидия Адамовна возглавляла Третий отдел Минсмерти, была постоянно занята и не слишком вникала в эту историю. Запомнилось только, что бедолага все равно долго не прожил: сначала его, кажется, отравили, потом застрелили, и под конец сбросили в реку. Казалось бы, результат один, но тогдашнему главе Минсмерти это стоило должности. Тогда же у завканц и испортились отношения с Иваном Борисовичем – ну а с чего бы им не испортиться, когда тот уже тогда был замом и сам рассчитывал возглавить «осиротевшее» министерство, а в итоге его задвинули в угол. А, впрочем, ходил бы и радовался, что не уволили за компанию с начальником.
Но в этот раз риск, конечно, был минимален. Евгений Петров был обречен. Он все равно не мог выжить, и несколько лишних (?) часов его жизни никак не влияли на ход истории. Максимум, что грозило завканц в этот раз – это выволочка от руководства.
И что-то она уже сомневалась, что ей и вправду стоило подставляться под эту самую выволочку, да еще и мучить другого, совершенно непричастного человека.
Определенно Ленин того не стоил.
Лидия Адамовна прикрыла глаза и на секунду прижала пальцы к вискам. Потом, собравшись, протянула руку к умирающему Петрову. Его запястье было холодным и липким – стало противно. Пожалуй, завканц следовало бережнее обращаться с брезентовыми рукавицами – еще неизвестно, остался ли на складе ее размер.
Одно движение – и Петров снова стоит в тумане, потерянно озираясь по сторонам. Завканц не успела ощутить момент, когда душа снова обрела тело – это всегда происходит мгновенно – но почувствовала, как согрелись его дрожащие руки. Все же рукавицы были нужны – они позволяли сохранить необходимую дистанцию. Сегодня ты чувствуешь тепло рук человека, которого провожаешь, завтра начинаешь сочувствовать всем подряд, а послезавтра вылетаешь с работы за какой-нибудь дисциплинарный проступок.
Вроде возвращения одного умершего в тело, чтобы проводить другого без очереди.
– Все в порядке, вы умерли, – пробормотала завканц, когда Петров вдоволь насмотрелся на свой чуть заметный в желтоватом тумане труп и обернулся к ней. – И нет, это не бред. И не сон. Сейчас я отведу вас в новый мир, где вы проведете следующие двести лет. Не задавайте лишних вопросов, потом вам все объяснят. И не стойте столбом, вы помните, мы с вами уже встречались, – добавила она с легким раздражением, – пойдемте, у нас регламент.
– Регламент? – озадачился Петров.
Кажется, это помогло ему взять себя в руки. Во всяком случае, когда мертвый писатель повторил «регламент, ну надо же», в его мягком голосе прозвучало что-то, похожее на иронию.
Завканц поняла, что умерший приходит в себя. Или уже пришел. Что ж, это было неплохо, пусть Лидия Адамовна и совершенно не разделяла этой неуместной иронии насчет документов Минсмерти. По крайней мере, не придется тащить его силой, как Ленина…