Доедать не обязательно - стр. 6
– Ещё по технике безопасности, – вторгается в её мысли Даймон, беря её за ладонь: – Сжимай.
Она крепко стискивает его пальцы дрожащими своими.
– Я периодически буду так делать, а ты сжимай.
– Хорошо, – кивает Соня, вцепившись в руку так отчаянно, что её плохо скрываемое волнение становится очевидным.
– Давай начнём, – Даймон уверенно освобождается, ловко скидывает портупею и вешает её на спинку стула. Достаёт из мешка верёвку – несколько тугих, аккуратных мотков.
Музыка становится громче. Клуб погружается в полумрак. Люди – толпа людей – стоят поодаль в ожидании начала, но в мире Сони существуют только двое: она и Даймон.
Он забирает её руки, крепко, но не туго фиксируя их за спиной. Завязывает глаза платком, и музыка в кромешной тьме взрывается децибелами.
Уверенными витками на грудь и плечи ложится верёвка.
«Он так бережно и сильно проявлял своё превосходство, что я моментально расслабилась».
Её мотает, приходится танцевать на цыпочках. Худые ноги выглядят по-детски беспомощно, полупрозрачная кожа на икрах отливает голубоватым мрамором.
Конец верёвки идёт наверх и ныряет в кольцо.
Мягкий, подсекающий удар, и Соня повисает в сантиметре от коврика. Даймон подтягивает её за ноги – одну, вторую – и резко дёргает. Словно пойманный в петлю зверь, она прокатывается вбок, падая на воздух, – верёвка давит на рёбра, и дышать тяжело, но терпимо. В этой невесомости теряется ориентация в пространстве, – лишь ветер, какой бывает на качелях, легко обдувает тело.
Даймон тянет, поднимая её всё выше, ещё и ещё, так что Соня повисает, изогнувшись в спине скорпионом.
В этот миг резкая боль в позвонке – старая травма – опрокидывается ушатом кипятка. Соня пытается продышать её, но та жжёт всё сильнее, и на глазах под повязкой выступают слёзы.
Сквозь боль, сквозь зубы, она выхныкивает короткое:
– Стоп!
– Где? – мгновенно реагирует Даймон.
– Грудно-о-ой, – не в силах вздохнуть, выдавливает она.
Он подставляет под неё руку, приподнимает, и быстро отвязывает верёвку от кольца, – чувствуется вибрация. Осторожно опускает её, привязанную сейчас только за ногу, головой вниз. Боль уходит.
– Продолжаем? – слышится тревожный голос Даймона: он хочет услышать, насколько конкретным было это «Стоп».
– Да! – облегчённо кивает Соня.
– Хорошо.
«Это настоящее откровение – его чуткая, мгновенная реакция на одно лишь короткое слово».
Верёвка резко впивается в голень, однако Даймон подтягивает кверху вторую ногу, выравнивая положение тела. Связанная Соня напоминает хрупкую куколку редкой, экзотической бабочки. Жар в спине сменяется ощущением чистого, звенящего счастья.
Даймон закручивает её по оси – по часовой стрелке… против… по… против… всё быстрее и быстрее.
– О, как же мне хорошо-то, как хорошо… я в раю, в раю! – хохочет радостно Соня.
Даймон переводит её в боковой подвес – комфортный, переполненный удовольствием, с пустотой в голове, сквозь которую беспрепятственно льётся, грохочет музыка, рассыпаясь на горошины, не давая исчезнуть, не отпуская.
На уши давит глубина погружения, и в следующую минуту приходит паника. Соня оказывается в холодном тумане, густом настолько, что ничего не видно дальше вытянутой руки. Музыка стихает, сменяется глухой тишиной и затем монотонным гулом, который сопровождается бегущим перед глазами, иссиня-чёрным асфальтом, гладким, будто стекло. Речитативный стук колёс перерастает в грохот, и Соня обнаруживает себя придавленной чем-то адски тяжёлым к рельсу – как раз тем местом, где верёвка давит на рёбра и плечи. Стрекочут железнодорожные провода. Она поворачивает голову и в темноте повязки видит летящий поезд: белые буквы на красномордом локомотиве, кабина машиниста и он сам, испуганно жмущий на тормоза.