Дочка, не пиши! - стр. 6
Брунгильда:
Нужно более подробно описать, как жили другие московские дети, точнее, дети вашего окружения. Это же очень тонкая прослойка, чья жизнь практически неизвестна.
В отношении той же одежды. У нас в классе лучше всех одевалась девочка, чья мать работала проводницей на поезде дальнего следования и имела возможность покупать то, что «выбрасывали» в Москве. То есть если вас одевали так, как эту девочку, то одевали очень неплохо. Откуда же читателю (не москвичу) знать, как одевали ваших ровесниц и где им покупали одежду? Мои родители, например, и не прочь бы были воспользоваться любым блатом, но его просто не было.
Вот ведь чудеса какие! Я не знала, что мы с Брунгильдой жили настолько в разных странах… Не ее и не моя вина, конечно, однако, сдается мне, что дама лукавит: не может она не знать, что в Москве в магазинах тоже было шаром покати. И без приложения особых усилий, одеваясь «из магазина напротив» без очереди, блата и фарцовщиков, та же москвичка выглядела как чучело, то есть отвратительно и безвкусно.
И бросьте – о какой такой «тонкой прослойке» шла речь? Что за выдумки? Я училась в трех школах, и в двух из них большая часть класса – дети из рабочих семей, совершенно простые люди! Вам и об этой «прослойке» ничего не известно? Ну-ну, почитайте про советский рабочий класс – о нем написаны горы книг, сняты сотни фильмов. Или в провинции были свои книги, свои фильмы, не столичные?
К моему счастью, очень скоро среди читательских откликов появились и благожелательные. Нашлись и такие, которые сразу весьма убедительно поставили Брунгильду и К°. на место.
Reader:
«Откуда же читателю (не москвичу) знать, как одевали ваших ровесниц и где им покупали одежду?» (Брунгильда)
А из книги узнать. Там же написано – героиню одевали хуже всех одноклассниц и подруг. Вы что, доказательств требуете, как в суде? Автор как раз очень четко об этом поведала – словами девочки-одноклассницы. По-моему, достоверно. А как там было на самом деле, не знаю. Но недоверия книга не вызывает. Автор задала условия, нарисовала картинку, а главное (именно это и обеспечивает достоверность), передает все это через собственное восприятие – иногда здоровое, иногда болезненное. Именно откровенность придает правдоподобие всему описанию.
Мне кажется, ваши претензии, Брунгильда, проистекают от невнимательного чтения.
Почитав все это, я тоже не смогла остаться в стороне от беседы и сразу взяла быка за рога:
Автор:
Я вдруг поняла, что меня очень достало одно обстоятельство. Я пишу, как старший брат проявлял к маленькой девочке отнюдь не братское любопытство, а людей трясет от главки об одежке. Я пишу, как родители игнорировали болезнь девочки, которая мучилась головными болями, тошнотой и бессонницами, а почтенная публика видит лишь тему шмоток. Я пишу, как девочка стала шарахаться от всего мира, бояться обычной жизни из-за поведения своих родителей, а некоторые читатели негодуют по поводу моих воспоминаний о тряпье, в которое я была одета и из-за чего, разумеется, тоже страдала.
Некоторые пишут: а у меня было еще хуже! Ну и что с того? Вы думаете, мне от этого легче? А тем более – легче той девочке?
Отчего же некоторых так «заколбасило» именно на этой теме, напрочь заслонившей все остальное? Вот и скажите: кого из нас больше волнует это? Кто до невозможности зациклен на шмотках? В моем тексте сия тема одна из многих, в комментариях некоторых читателей она главная и основная, которая взволновала, задела, видимо, за живое. Так у кого это болит?