До тебя миллиметры - стр. 29

Вера провела пальцами по россыпи белёсых полос на рёбрах, по глубокой ямке на правом бедре, откуда был вырван целый клок мяса. Монстр. Она – монстр. Не человек, а Франкенштейн, которого собрали по кусочкам и вытащили с того света. Она сшита из человеческих лоскутов, неровных и неправильных. Где-то кожа казалась слишком тёмной, словно была не с её тела, где-то – слишком светлой, изуродованной операциями. Врачи и родные так отчаянно цеплялись за её жизнь, что не позволили уйти за грань. Привязали к этому телу. Вроде бы её, но уже такому чужому.

Вера вновь судорожно выдохнула, пальцы задрожали, и она стиснула руки в кулаки. Отвернулась, устремляя взгляд на развешенные по стенам рисунки. Свежие работы. Карандашная графика, акварель, гуашь, пастель… Она рисовала всем и всё. Она творила. Вот призвание, ради которого стоит жить Монстру: делать мир лучше своими рисунками, радовать людей, нести свет. Заказы на портреты, иллюстрации, дизайн визиток и свадебных приглашений, обложки – всё, что только предложат. Всё, что заставит её, Веру, превозмочь себя и стать лучше, справиться с очередной задачей.

Но не с грёбаным сердцем.

Вера всхлипнула, сама испугавшись этого звука. Вздрогнула, отшатнулась к кровати, зажимая ладонями рот, чтобы подавить вырывающиеся из глотки рыдания, но так и осела на пол. Сгорбилась, обняла руками колени.

Она уже и забыла, что бывает так плохо. Настолько ужасно больно.

Впрочем, сегодня она много чего «забывала», даже машину оставила на стоянке у вуза. В одном Димка был прав: когда-то она всё же боялась машин, но теперь нет. Медленно и мучительно приходило понимание, что бояться нечего, она даже заставила себя сдать на права, хотя каждый раз тряслась едва ли не в истерике. А потом одна замечательная девушка, невеста её брата, сказала Вере: «Знаешь, починить можно почти всё. За автомобилем стоит ухаживать, и тогда он никогда тебя не подведёт. Только людей чаще всего починить нельзя…»

Слова про людей особенно въелись в мозг. Регина, конечно, имела в виду совсем другое, но Вера в тот день смотрела на себя и с каждым мгновением всё отчётливей понимала: её починить уже нельзя. Прошлого не вернуть.

Вера не помнила, сколько она просидела так, рыдая. Очнулась, когда на полу стало совсем холодно, голова казалась свинцовой, а желудок недовольно заурчал. Тогда Вероцкая поднялась, натянула на себя теплую пушистую пижаму и потопала на кухню – приготовить хоть что-нибудь, чтобы утолить голод. В крайнем случае, погреть стакан молока и закусить сыром.

Когда от входной двери послышался металлический скрежет, словно ключ поворачивался в замке.

В вуз решено было не возвращаться. Не то чтобы Димка был злостным прогульщиком, но нынче у него имелась уважительная причина – освобождение от институтского медика прожигало верхний карман сумки. Глупо упускать такую возможность! Но и домой так рано было нельзя: мама обязательно заподозрит что-то неладное, начнёт допрашивать… и Димка точно спалится. Придется пить успокаивающий чай и выслушивать тираду «ну зачем тебе эта девчонка, от неё одни неприятности».

Нет, точно отметается. Тогда что?

Дериглазов тяжело вздохнул и полез в карман за мобильным. Он все ещё сидел в авто во дворе Веры и наблюдал за стайкой голубей, терзавших кусок белого хлеба, который сердобольная старушка отломила от свежей булки. Птицы, умные пернатые сволочи, перетащили добычу поближе к канализационному колодцу – грелись и обедали, осеннего солнышка им было мало. Хотя… сентябрь в этом году действительно выдался прохладный. По крайней мере, за пару минут листания ленты в ВК у Димы успели замёрзнуть кончики пальцев. Пришлось решать: машина или то самое пресловутое солнышко, тепла которого не хватало голубям.