Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - стр. 45

Характеры и личности двух старших девочек постепенно вырисовывались, они становились очень разными. Ольга была очень «доброй и благородной». Она говорила по-русски и по-английски, имела способности к музыке и уже неплохо играла на фортепиано. У них с Татьяной был маленький английский ослик, но Ольге очень хотелось ездить в боковом седле «как взрослые» (после того, как девочка с восхищением наблюдала верховую езду казаков царского конвоя), и царь выполнил эту просьбу. «У очаровательной Татьяны», между тем, был «веселый и живой характер, ее движения были быстрыми и игривыми». Обе девочки были очень привязаны к своей младшей сестричке[216]. Без сомнения, так это и было, но Николай уже имел возможность заметить, что Мария, которая теперь начинала ходить, «часто падает, потому что ее старшие сестры толкают ее, и, если не смотреть за ними, они вообще склонны относиться к ней очень грубо». Он с удовольствием сообщал своей матери, что мисс Игар отлично справляется со своей работой «В детской все идет гладко между няней и другими работницами – сущий рай по сравнению с ужасным прошлым»[217].

Врачи настаивали на том, чтобы Николай провел еще некоторое время в Крыму для окончательного выздоровления, поэтому он с семьей выехал из прекрасной, напоенной южными ароматами Ялты только 9 января 1901 года. На яхте «Штандарт» они прибыли в Севастополь, а там пересели на императорский поезд, который доставил их в Санкт-Петербург. Еще в Севастополе Николай и Александра получили сообщение, что королева Виктория, чье здоровье уже некоторое время ухудшалось, умерла в Осборне 22 января (НС).

Когда они вернулись в серый и мрачный Санкт-Петербург, российский дворцовый сезон был немедленно отменен, и весь императорский дом погрузился в траур. Александра была в то время на четвертом месяце беременности, и врачи не позволили ей поехать в Англию на похороны. Вместо этого она приняла участие в поминальной службе по бабушке в англиканской церкви в столице, где, поддерживаемая Николаем, она, ко всеобщему удивлению, открыто плакала. Это был первый и единственный раз, когда царица проявляла свои чувства на публике столь открыто[218].

Потеря любимой бабушки была глубокой травмой для Александры, но, к счастью, ее здоровье оставалось в целом хорошим во время этой четвертой беременности. Великий князь Константин, увидав Александру в феврале, отметил, что она «очень похорошела», и больше того, она себя чувствовала «прекрасно – в отличие от предыдущих случаев». В связи с этим великий князь сделал в своем дневнике такую запись: «Все с трепетом надеются, что на этот раз будет сын». Однако озабоченность этим вопросом отступила на второй план в мае, когда пятилетняя Ольга в Петергофе заразилась тифом[219]. «Она находится наверху, отдельно от сестер, в пустой комнате… но на верхнем этаже под крышей довольно жарко, – сообщала Александра подруге. – Я провожу бо́льшую часть дня с ней; подъем по лестнице мне сейчас утомителен в моем теперешнем состоянии». Ольга проболела пять недель, очень похудела и побледнела. Ее длинные светлые волосы пришлось коротко подстричь, потому что из-за болезни они стали выпадать. «Ей нравится, когда я с нею, и поэтому я провожу у нее все время, быть с ней для меня удовольствие», – писала Александра, добавив, что «сердце разрывается при виде больного ребенка, это очень больно, – храни ее Бог»