Дневник - стр. 15
Говорила по тел. с Ириной Уваровой.[77] Она в Киеве. Говорим и думаем и видим одинаково.
Военный переворот окончен. Вчера был большой праздник. Перед лицом опасности мы осознали себя как нация. Народ доверяет правительству. Привезли Горбачева. Он ведет себя кое-как. Посмотрим дальше. До расслабления еще далеко.
Плохо ведет себя Вадим. Он путает личные отношения с элементарной человеческой порядочностью.
Суббота. Похороны погибших ребят. Один – коммерсант, другой – афганец, рабочий. Третий – Комарь, Кричевский, Усов. Кричевский – худ-к архитектор. История, когда она в часе истины и гениальности, случайностей не знает.
Показывают портреты. Они очень молоды и красивы.
Мих. Серг. по-моему начал что-то соображать. Может быть что-нибудь и с ним случится.
Все похорошели. Стали красавцами. Красота изнутри.
Елена Боннер – просто Долорес Ибаррури.
Сегодня утром я отнесла три белые хризантемы и передала девушке из теле-будки, чтобы положила на могилу.
Выступает православная церковь и еврейский раввин. По-моему ребята не только разных социальных групп, но и разных национальностей.
Владимир Усов – рус. коммерсант.
Дмитрий Комарь – афганец, рабочий.
Илья Кричевский – худ-к, еврей.
Суббота. Вчера встретили Машу в Москве. Она покинула Бангкок, чтобы переехать в Лондон. Ей грустно. Она уехала из первого, сотворенного ею самой мира, оставив по себе безупречную репутацию, настоящих друзей и сожаления. Это много, очень много.
Но… как она сама говорит, кто-то толкает в спину. Судьба ведет ее дальше, в Лондон. Не сомневаюсь, что она получить стипендию и что все будет в порядке.
Сейчас, эти полтора месяца, уже расписаны. Дай Бог, чтобы хватило времени сделать необходимое.
Я долго не писала. Как много воды утекло.
С 25 июня по 1 июля была снова в Хельсинки. Жила там очень хорошо.
Одиночество мое так сильно, что я его не осознаю, т. е. именно осознаю, но не страдаю. Кругом постоянная суета, мельтешение, вторичность. Вторичность не моей жизни. Она продлится до февраля. Потом начнется другая полоса.
Я, если не буду болеть, начну еще одну, очень короткую, жизнь сначала.
Все уверены, что будет переворот, а я в это не верю. Какие-то перехлопы-перетопы. Но другого пути нет и мы пойдем по этому, уродскому, мучительно нищему. Я не должна, не могу и не буду ругать свою жизнь. В каком-то смысле лучше я никогда не жила.
У меня возможность деятельности, у Маши ее особенная судьба, есть что одеть и пока что есть, не надо стоять в очередях и ныть, ныть.
Мое одиночество глубоко и безнадежно. Я знаю людей, вижу их насквозь и глубже. Это тоже, хоть и мучительно, но если говорить мистически и «это так надо».
Мне очень не хватает Мераба. Дальше будет еще хуже. Дальше его смерть станет моим отчаянием вопреки всякой логике.
Но самое главное то, что мне необходимо, наконец, начинать писать.
За 10 дней я должна написать сценарии для Л-да, план «Круглого стола» и план для передачи о Льве Ник<олаевиче> Гумилеве. 9-й день его смерти совпал с 23 июнем, а 40-й с 23 июлем.
Тяжело и трудно. Ощущение такое: все что происходит – не главное, иллюзорное. Главное где-то внутри, в другой точке. Я продолжаю ничего не делать. Видела сон с 17 на 18. Мне сказали во сне, что я похудею. Потом был показан фантастической красоты легкости и протяженности мост. Я видела мост и со стороны и стоя под ним. Почему-то этот мост имеет отношение ко мне. Говорил о похудении и показывал мост почему-то Сергей Ник<олаевич> Хотчинский,