Размер шрифта
-
+

Дневник. 1917-1919 - стр. 87

Говорят, что большевики начали наступление на передовые части Семенова; когда мы были на станции Даурия, то ее гарнизон садился в вагоны, чтобы отходить к границе.

Положение на станции Маньчжурия обеспечивается китайскими войсками, которые заявили, что никого через границу не пустят; по-видимому, китайцы ведут себя умнее других союзников, показывая большевикам кулаки и зубы, то есть применяя одинаковое с противниками оружие; так было ими сделано несколько недель тому назад при разоружении харбинских большевиков.

С нашего поезда сняли двух матросов с «Андрея Первозванного», причем тут же их избили; хотя вид у них самый углубительный, но это не может оправдать их избиения; нам нельзя опускаться до тех приемов, коими отличается большевистская сволочь; надо сохранить порядочность и законность; можно расстреливать по суду сотни, но нельзя тронуть пальцем ни одного виновного, как бы ни горьки и ужасны были прошлые переживания.

Наружная сторона на станции Маньчжурия мне не особенно понравилась; я вообще большой скептик насчет того, что можно создать что-либо прочное из так называемых офицеров военного времени; обвинять их самих в этом нельзя, так как не они в том виноваты, но считаться с этим приходится. Ротмистр, начальник пропускного пункта, рассказал, что среди местной организации очень развит картеж и выпивка и очень мало внутренней дисциплины.

Надо всю эту молодежь собрать и засадить в самые тяжелые условия службы и работы и настоящей духовной дисциплины; тогда через год из них может получиться нечто надежное и устойчивое; сейчас же эта смесь прапорщиков, юнкеров и кадет своим распущенным (внутренне, по внешности они утрированно, по-юнкерски подтянуты) видом и бьющим в глаза нравственным разгильдяйством очень меня огорчила.

Типы современного молодого офицерства мы видели достаточно на фронте; встретились с ними даже и в нашем поезде, в котором, скрываясь от комиссаров, ехало несколько молодых офицеров, переодетых солдатами; мы их напоили, накормили, прятали их в купе при осмотрах, собрали им несколько сот рублей. Как стало несколько безопаснее, они уже предложили себя в качестве партнеров в карты (игра шла по крупной) и были очень обижены, когда удивленные пассажиры отказались их принять.

Проехав станцию Маньчжурия, эти типы совершенно распустились, обнаглели и едва узнавали тех людей, которые их спасали и снабдили деньгами.


7 и 8 февраля. Добрались до Харбина. Здесь нет большевиков, но порядки неважные, особенно для меня, старого амурца, свидетеля и участника того, как создавалась здесь русская мощь и какой высоты она достигала. С одной стороны, меня сразу резануло несомненное засилье китайцев, которые сразу вернули многое из того, что они постепенно уступали и теряли начиная с 1900 года; они, как никто другой, учли слабость русского медведя, сваленного с ног революцией, и ее постепенным углублением.

Обольшевичение русских войск, стоявших в полосе отчуждения (ополченские части и железнодорожная бригада), слепо допущенное центральной и местной властями, как нельзя лучше сыграли на руку китайцам; декабрьские беспорядки среди харбинских войск дали китайцам повод обезоружить, запереть в вагоны и вышвырнуть из пределов Маньчжурии все остатки русских вооруженных сил и после этого стать на почву основного договора, допускавшего здесь только охрану дороги особыми охранными, но не воинскими частями. То, чего мы добивались так долго, когда ввели наши регулярные войска в пределы дороги и создали Заамурский округ пограничной стражи, было потеряно в несколько дней. Было огромной ошибкой то, что увели пограничный корпус на войну, не сформировав вместо него эрзац-части.

Страница 87