Дневник. 1917-1919 - стр. 107
С личным устройством плохо, просил Самойлова дать мне в Охранной страже место командира роты или помощника командира полка; он говорил по этому поводу с Хорватом, но ответа не добился.
16 апреля. Истощение местных кошельков заставляет атаманов распускать слухи, что японцы просят их идти на Владивосток и там соединиться с их десантом; очевидно, хотят напугать местных буржуев, что оставят их на съедение большевикам. Ведь только с перепугу можно поверить тому, что японцам на что-либо нужны несколько сот разболтанных русских офицеров, да еще и во Владивостоке, где положение самих японцев довольно сложное и деликатное.
Первый этап движения на восток – станция Пограничная, где сидит Калмыков, самый обыкновенный разбойник, и грабит поезда по способности. Не понимаю Хорвата, его советников и сотрудников; разве в багаже их жизненного опыта нет данных о том, что такое распущенная, растерявшая все сдерживающие стимулы и дерзкая вооруженная толпа, чувствующая свое значение и понимающая, что ее некому одернуть. Нужно во что бы то ни стало остановить развал и покончить с этими белыми большевиками; промедление смерти подобно; чем дальше, тем больше потребуется решительности, железа и крови, чтобы ввести всё это в рамки долга, порядка, обязанностей, беспрекословного повиновения, здоровой дисциплины и тяжелой работы – подвига. При такой реорганизации не надо жалеть никаких средств, взять и отдать всё, обеспечить семьи, но при современном положении надо зажать кошелек и хоть этим путем потребовать подчинения.
Много говорю по этому с Самойловым; тот того же мнения, пытается убедить Хорвата, но тот отмалчивается в бороду. Говорил и с Плешковым, но без пользы, ибо он очень решительно и добродушно со всем соглашается, и так же будет соглашаться, когда через четверть часа кто-нибудь другой будет говорить ему совершенно противоположное.
Жду известий от Яхонтова; быть может, ему удастся сделать что-либо в Америке, и тогда можно будет начать настоящую творческую работу по организации офицерства и воссозданию нашей вооруженной силы.
17 апреля. Весь город полон разговорами о предстоящем походе отрядов на Никольск как об уже решенном деле; молодежь, покорившая немало харбинских сердец, довольно откровенно прощается с побежденными. Хорват уехал в Пекин, причем цель поездки сохраняется в тайне. Плешковский штаб выдает за достоверное, что решено, что если отряды прорвутся во Владивосток, то Япония немедленно самым решительным образом выступит нам на помощь. И всем этим сказкам для грудных детей охотно верят, не желая даже подумать, что выступление Японии – это вопрос мирового значения, в котором запутаны сложные тихоокеанские и международные проблемы, что он не может быть решен без согласия всемогущей сейчас в военном и финансовом отношениях Америки и что поэтому никакие харбинские пигмейчики и атаманчики, как они ни надувайся, не способны даже ничтожной капли добавить в пользу того или другого решения.
Некоторые говорят, что Хорват только изыскал предлог, чтобы удалить из Харбина эту беспокойную и гулливую вольницу, на которую очень косятся китайцы; прямо приказать уйти он не может, уговоры тоже бессильны; остается заманить побрякушкой в виде похода, новых мест и ощущений, на что молодежь очень падка.