Дневник. 1917-1919 - стр. 104
В общем, однако, шило лезет из мешка, и в Харбине начинают разбирать, каких беспокойных утят высидела здесь хорватовская курица; усидчивость спасителей по части кабаков, швыряние денег, скандалы заставляют задумываться даже коммерсантов, подкармливавших организации, насчет того, куда идут их деньги и правильно ли они помещают свой капитал.
Нельзя спорить против того, что офицерам надо помочь, надо дать средства существования, но всё это в минимальном размере; здесь же зеленой, неустойчивой и уже хватившей революционного развала и хмеля молодежи дают по 200 рублей в месяц на всем готовом; рассказывают даже, что во избежание скандалов дежурные по отрядам офицеры получают авансы, чтобы расплачиваться с извозчиками, привозящими в казармы господ офицеров. Занятий в отрядах нет, молодежь бесится, никто ее не сдерживает, и развал неудержимо прогрессирует.
Многие командиры сознают это, но бессильны что-либо сделать; на замечание (не говоря уже о попытке наложить взыскание) получается обыкновенно доклад подчиненного о переходе в другую организацию.
Сейчас здесь налицо следующие власти:
1) Хорват, считающийся наследником всех русских законных властей по званию главноначальствующего в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги; сейчас в Харбине идет тайная кампания, чтобы выдвинуть Хорвата на пост диктатора русского Дальнего Востока, причем уверяют, что эта идея поддерживается японцами. Не все ли равно, какая вывеска будет на Хорвате, ведь он останется тем же бессильным главноуговаривающим, неспособным даже справиться с образовавшимися здесь офицерскими организациями, барахтающимся среди разных компромиссов и танцующим какой-то чрезвычайно пестрый танец.
Говорят, что диктаторская махинация строится теми, кому выгодно вытолкнуть длиннобородого харбинского Улисса на высоту власти, тесно к ней примазаться и снять, сколько удастся, пенок.
2) Далее идет Дальневосточный комитет защиты Родины и Учредительного собрания, какая-то полуанонимная организация, сложившаяся из смеси авантюристов, спекулянтов, перепуганных коммерсантов и очень свойственных Дальнему Востоку темных дельцов и ловителей рыбки в мутной воде; сначала эта организация очень гремела, но теперь киснет и обещает скоро заглохнуть.
В громком названии под родиной надо понимать потерянные и угрожаемые капиталы, предприятия и привилегии; Учредительное собрание пристегнуто для демократичности и в качестве фигового листа: большинство этих господ желает его как черт ладана.
3) Имеется начальник российских войск полосы отчуждения – добродушный и безобидный генерал Плешков, безропотно несущий все наряды по разным представительным случаям и блистающий там свежестью, превосходным настроением духа и целым иконостасом всевозможных орденов.
Его никто и ни в чем не слушает, но, судя по его настроению, сие мало его беспокоит; он вообще принадлежит к разряду людей, не любящих беспокоиться. При нем учрежден штаб отдельного корпуса, с большими штатами, но с малым числом настоящих работников.
4) Разные вольные атаманы Семенов, Орлов, Калмыков, своего рода винегрет из Стенек Разиных двадцатого столетия под белым соусом, послереволюционные прыщи Дальнего Востока; внутреннее содержание их разбойничье, большевистское, с теми же лозунгами: побольше свободы, денег и наслаждений, поменьше стеснений, работы и обязанностей. Мне кажется, что большинство из них лишь случайно не на красной стороне: кому не пришлось по случайно сложившейся обстановке, а кто по привычке шарахнулся на свою – оказавшуюся белой – сторону. У многих всё это произошло, конечно, невольно, и обвинять их самих было бы даже несправедливо.