Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала…» - стр. 3

– Возможно, – не стал спорить помещик. – Но не пора ли начинать?

– Сейчас готово будет, – Федор Саввич кивнул в сторону отца Михаила, незаметно покинувшего их и распоряжавшегося на паперти. – Вот и стол выносят. А вам кресло.

Батюшка не знал, откуда появилась традиция накрывать стол алым сукном, но митрополит Нижегородский и Арзамасский Антоний, на приеме у которого пришлось бывать несколько раз, уверял, будто бы в Петербурге по-иному и не делают. Чтобы не отставать от столичных мод и веяний, пришлось пожертвовать целым рублем, зато теперь никто не упрекнет жителей Федякова их провинциальностью. Поверх сукна, ближе к правому краю, неизменный графин с водой.

– Господа мужики! – начал отец Михаил и замолчал, пережидая поднявшийся гул.

Подобное обращение к крестьянам давно вошло в привычку, но до сих пор вызывало оживление в толпе. Пришлось постучать по графину кохинуровским карандашом, после чего шум стих и можно было продолжить.

– Господа мужики! – повторил священник и поклонился в сторону сидящего в кресле Федякова: – И господин лейтенант… Мы собрались для принятия обязательств и, самое приятное, для получения задатков под будущий урожай. И благослови вас Господь! Прошу вас, Потап Захарович, начинайте.

Скромный чиновник государственного закупочного комиссариата, более обеспокоенный предстоящей заготовкой и перевозкой сливочного масла, чем процедурой оформления обязательств, придвинул к себе толстую тетрадь с висящей на шнурке сургучной печатью и, устало вздохнув, крикнул:

– Подходите по одному!

Мужики замешкались, не решаясь выйти поперед спокойно сидящего Федякова. Разве можно так не уважить барина? Пусть бывшего барина, но все же…

– Давайте-давайте, – махнул рукой Юрий Сергеевич. – Я не тороплюсь.

Тогда первым протиснулся сквозь толпу Федор Саввич:

– Самохин я. Пиши пятьсот пудов ржи да по триста пудов ячменя с овсом.

Отец Михаил расслышал завистливый вздох. Оно и понятно, на немалый урожай рассчитывал вольный хлебопашец, но народ-то знал, сколько будет на самом деле, – занизил Федор обязательства, чтобы осенью продать тому же комиссариату по более высокой цене. Хорошо крепкому хозяину, а многие с нетерпением ждали сегодняшнего задатка – кто собирался лошаденку прикупить, кто дом подновить, а кто и просто от природной предусмотрительности. Мало ли – засуха, а выплаченное назад никто не забирает.

– Извольте получить и расписаться, – чиновник зазвенел извлеченным из вместительного сундучка серебром и протянул Самохину деревянную ручку со стальным пером: – Грамоту знать изволите?

– А оформления в Зубцовский уезд Рыльской губернии не желаете ли? – ледяным тоном, перенятым когда-то у полкового командира, осведомился Федор Саввич.

Закупочный комиссар только сейчас удосужился взглянуть на стоящего перед столом человека и слегка спал с лица:

– Простите великодушно, господин младший сержант! Совсем замотался, понимаете ли. Страда!

– Но к людям внимательнее нужно быть. – Самохин оставил в тетради витиеватую подпись и сгреб деньги. – Будьте здоровы, сударь.

Чиновник проводил взглядом уходящего с площади вольного хлебопашца и прошептал отцу Михаилу:

– Сурьезный господин, однако. – И уже во весь голос: – Следующий кто?

Последним объявил об обязательствах Юрий Сергеевич Федяков. Он к столу не подходил, так что пришлось комиссару нести тетрадь и сундучок к креслу, в котором с удобствами расположился помещик.