Дивергенты боя - стр. 65
– Ну, и чего к следаку таскали, чего хоть спрашивали? Расскажи, а то скучно.
Витёк, по воровской кликухе – Сазан, встретил Костю любопытным, но открытым взглядом. Взглядом простака и рубахи парня. По всем прикидкам с поправкой на традиции сидельцев, такой вопрос не должен быть задан человеком, имеющим не первую ходку в места не столь отдалённые.
Когда Константина закинули сюда, товарищ по несчастью уже был в камере. Сказал, что уже почти две недели здесь кукует. Вот у него, как раз пересмотр дела, в связи с новыми открывшимися фактами преступления организовался. Но для Хильченкова, прошедшего хоть и ускоренный, но курс специальной подготовки и по такому варианту служебной задачи, рассказ «соседа» ничего не значит.
В анналах памяти всплыло понятие – внутренняя разработка лица, попавшего под колпак спецслужб. У ментов она в отношении заключённого под стражу тоже проводится, но отличия от проверки органов госбезопасности несколько отличны оперативной характеристикой. Если оперативная разработка с разрабатываемым проводится на свободе и проверяются факты его деятельности именно там, то внутренняя… в изоляции. В разработке используются агенты или лица из числа осужденных, агенты оперативных отделов, средства слухового и визуального контроля. Она ведётся в строгой конспирации, ведь жизнь агента может быть под угрозой.
Короче, к бабке не ходи, к агенту подсадили. Только зачем? Да и разговорчивый больно, этот Сазан. Меньше чем за сутки узнал от него столько, что будь агентом, уже можно было завершать работу. Говорит и говорит, рот не закрывает, и постоянно вопросы задаёт, советовать что-то пытается. Так не ведёт себя опытный сиделец. Но Хильченкову скрывать нечего.
– Блатуют на СВО поехать.
– И только? Х-ха! Отказывайся. Там сейчас жопа полная. Весь народ в стране думал, что война в Донбассе не больше двух недель продлится. Типа, и Киев хохлы по доброй воле сдадут, и вояк с цветами на Хрещатике молодые бабы встретят. А оно вон как! Застряли. Ни вперёд, ни назад. Отказывайся!
– Угу. Только я согласиться собираюсь. Надоело под конвоем ходить.
– Ну и дурак. Назад в деревянном макинтоше вернёшься, а то и хоронить нечего будет. Ладно. Дело твоё. Я, пока ты отсутствовал, пайку на тебя получил. Есть будешь?
– Буду. Голодный.
– Жареная селёдка с макаронами. Вон, забери тарелку. У стеночки поставил.
Костя глянул. Хмыкнул.
– Как для кошки поставил. Почему не на стол? Почему у окна?
– Дак, кто знал, когда вернёшься, а там прохладно, и запах не так сильно в нос не заходит, чай не вьетнамцы.
– Сам-то пробовал?
– Нет. Повар в этом заведении извращенец. Он её из бочкового засола жарит. Солёная, жуть!
– Подкалываешь?
– Так ведь скучно сидеть. – Ржёт Витёк, перекинув ногу через вбетонированную в пол лавочку.
Хильченков лишь на секунду отвлёкся, потянувшись за миской, подставил спину сокамернику. От излишне позитивного мужика подставы в физическом плане не ждал. Внешне, чуть ли не приятелями стали, ведь уже целые сутки вместе с весельчаком Сазаном без напряга просидели, а точек негативного соприкосновения не появилось. Поверить в доброжелательность Косте лишь вбитые в подкорку мозга знания, решётки на окнах и инкриминированная Сазану статья УКа мешают. Разбойное нападение с тяжкими телесными повреждениями, плюс рецидив, не фунт изюма. Улыбчивому дяде придётся к «хозяину» заехать надолго.