Дискурсивно-профессиональная подготовка - стр. 6
Введение категории пафоса общественной речи дает инструмент для анализа общественно-политических процессов, о котором задумывался М. Фуко, задаваясь вопросом «не пронизано ли политическое поведение общества, группы или класса определенной и поддающейся описанию дискурсивной практикой»19. При этом, писал далее Фуко, «вопрос был бы не в том, чтобы определить, с какого момента возникает революционное сознание или какие соответствующие роли могли играть в генезисе этого сознания экономические условия и теоретические разъяснения; речь шла бы о том, чтобы показать, как сформировалась дискурсивная практика и революционное знание, которые воплощаются в формы поведения и стратегии, порождают теорию общества и осуществляют взаимодействие и взаимное преобразование тех и других»20. Категорию пафоса общественной речи можно рассматривать в качестве своего рода дискурсивной формации или совокупности дискурсивных практик, в терминах Фуко, только пронизывающих не эпистемологическое поле различных наук, а определяющих своеобразие дискурсов, обеспечивающих общественно-политическую жизнь.
Как можно заметить, рассматривая историю развития общественной речи, ценности общественного сознания возникали не вдруг и не ниоткуда, исподволь формируясь в ходе развития цивилизации. В период доисторический и в эпоху архаической древности, о чем свидетельствуют, например, книги Ветхого Завета, человечество обходилось вообще без каких-либо ценностей, как, похоже, и без самого общественного сознания. Социальное поведение человека определялось и в законах Хамурапи, и в Моисеевых законоположениях страхом – смерть была обычным наказанием за отступления от правовых или религиозных норм. Собственно, религиозные установления, на наш взгляд, только абсолютизировали контроль за поведением в дополнение к строгому надзору светской власти; страх наказания от всевидящего и вездесущего, ревнивого и гневного Бога Ветхого Завета довлел над каждым, дерзнувшим преступить его установления, даже если преступление каким-либо образом удавалось скрыть от царя.
Развитию цивилизации мы обязаны, как известно, Античности, с ее многобожием и культом человеческой личности, вполне способной благодаря собственным подвигам и свершениям подниматься до небожителей Олимпа. Герои и полубоги Древней Греции отличались редкими личностными качествами – умом, храбростью, силой, – не уступая в этом даже богам. Безусловно, и в ветхозаветной истории есть эпизод борьбы Иакова с Богом, но там схватка заканчивается, конечно, победой Бога: «И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова» (Быт. 32:24). В гомеровском же эпосе даже не великий Ахиллес, а второстепенный персонаж Диомед ранит и Афродиту, и не дрогнув, вступает в схватку с богом войны Аресом, поражает того в пах, вынуждает спасаться бегством и горько жаловаться Зевсу на героя: «Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти, После и против меня устремился, похожий на бога. Только проворные ноги спасли меня» (И. 5:881–883).
Библейские же герои, отличавшиеся военными подвигами – Гедеон, Самсон, Давид – обычно получали свою силу через благословение Божие, которое могло и отниматься от них за грехи, вместе с которым они, как правило, утрачивали и силу, и удачливость. Многочисленным героям Гомера боги, конечно, помогали в критические моменты, как, например, Афина Ахиллесу в его поединке с Гектором, но, во-первых, эта помощь была эпизодической, во-вторых, она никак не умаляла мощь и достоинство эпических героев.