Размер шрифта
-
+

Дисгардиум. Угроза А-класса - стр. 88

Патрик вернулся на службу, но от патрулей отказался, предпочтя стать обычным вратарем — стражем городских ворот. Его поняли.

Близился день, назначенный Бегемотом. Голос исчез тогда, когда он покинул Болотину, и Патрик бы забыл о нем, если бы не ежедневные напоминания о Джейн. Здесь они любили гулять, а под этим деревом впервые поцеловались…

А потом у одного из его напарников родилась дочь, и Патрик определился. Он захаживал к ним в гости, брал малышку на руки и развлекал так, как может развлекать чужого ребенка бездетный мужчина средних лет: подкидывал в воздух, сюсюкал, строил рожи… Девочка привыкла и спокойно сидела у него на руках. Большего ему было не нужно.

За неделю до весеннего равноденствия Патрик полностью подготовился. Собрал продукты, привел в порядок оружие, забил сумку бутылками с коровьим молоком. Напарнику он сказал, что хочет проведать то место, где погибли его ребята и Джейн, а сам направился к его дому.

Через окно забрался в спальню и убедился, что младенец лежит в своей колыбели. Молодая мать, изможденная рутиной и бессонными ночами, спала рядом, на супружеском ложе.

Патрик долго стоял, глядя на безмятежное лицо девочки. Потом погладил ее по лбу, почувствовав кончиками пальцев тепло детского тела. Внезапно позади раздался шорох — он обернулся. Мать ребенка беспокойно ворочалась, ее лоб покрывала испарина, оголенное бедро бесстыдно лежало поверх одеяла. Сама еще, по сути, девочка. Немного младше, чем Джейн…

Он поправил одеяло ребенка и, не оборачиваясь, вылез на улицу. Потом пошел к городским воротам, помахал напарнику и направился в лес. Четкого плана у него не было, но идея забрезжила. Через день поиска он нашел то, что искал.

Из широкой норы Патрик вытащил волчонка. Мать, видимо, отлучилась — поохотиться или утолить жажду.

Щенок был еще слеп, кряхтел и тыкался в его руку, пытаясь что-то найти. Патрик закинул его в сумку и побежал к Болотине.

Два дня пути, перерывы на кормление щенка, волчий вой за спиной. Голос помогал ему, сбивая волчью стаю со следа.

Достигнув Болотины, Патрик сделал в точности то, что приказал Бегемот: вырыл глубокую шестиугольную яму, вырезал в почве странные знаки, отдав управление телом голосу.

Потом произнес много странных гортанных шипящих слов и начал засыпать яму. Вибрация и гул усилились, голову Патрика пронзила острая боль. И он потерял сознание.

Где-то в лесу тоскливо завыла волчица-мать…

Воспоминания, нахлынувшие на него, пронеслись за пару мгновений, едва он увидел то, что держал в руках проклятый пацан.

— Дядя Патрик? — спросил тот. — Вам плохо?

О’Грейди взялся за бокал с дворфийским пойлом и залпом его осушил. Потом вытер усы и с силой втянул носом воздух. В тот день, когда он закопал волчонка, для него все кончилось. Спящий был в ярости от подмены человеческого младенца щенком. Все пошло не так, и то, что он оставил Патрика в живых, было не актом милосердия, а бессилием. Спящий был так слаб, что не мог даже сдвинуться с места.

Однако поток гнева божества оказался настолько сильным, что все дальнейшее осталось в тумане. Патрик бежал, тонул, кое-как выбирался и бежал дальше. Прочь! Прочь!

Вернувшись в город, он уволился из стражи. Но связь с Бегемотом осталась. Голос продолжал шептать и требовал все исправить, сделать так, как надо. Кошмары, насылаемые на него Спящим даже наяву, уходили, только если он пил. Поэтому единственным состоянием, в котором Патрик чувствовал себя хорошо, было мертвецкое опьянение…

Страница 88