Директива Джэнсона - стр. 67
Хелен как-то назвала его искателем. «Поиски закончены, – ответил Джэнсон. – Я нашел тебя». Он нежно поцеловал ее в лоб, в глаза, в нос, губы, шею. Но Хелен имела в виду кое-что другое: она хотела сказать, что он находился в постоянных поисках смысла, чего-то или кого-то большего, чем он сам. Кого-то похожего на Петера Новака, как теперь понимал он.
Петер Новак, или, точнее, то, что от него осталось. То, что осталось от человека, при жизни ставшего святым. Он мог бы оставаться выдающимся экономистом; до сих пор цитируются его основополагающие теоретические труды. Он мог бы оставаться Мидасом двадцать первого века, изнеженным любителем развлечений, новым воплощением Шах-Джахана – правителя Индии из династии Великих Моголов, при котором активно велось строительство оросительных каналов, были возведены блестящие архитектурные сооружения, в частности, Тадж-Махал. Но единственной целью в жизни Петера Новака было сделать наш мир лучше, чем тот был, когда сам он пришел в него, родившись во время кровавых сражений Второй мировой войны.
– Мы пришли за вами, – сказал Джэнсон.
Неуверенно оторвавшись от каменной стены, Петер Новак шагнул вперед, опуская плечи и делая глубокий вдох. Казалось, даже для того, чтобы вымолвить слово, ему требовалось приложить огромные усилия.
– Вы пришли за мной, – эхом повторил Новак.
Его голос был надтреснутым и сдавленным; наверное, он не говорил уже несколько дней.
Что с ним сделали? Негодяи сломили его тело или его дух? Тело, знал по собственному опыту Джэнсон, исцеляется гораздо быстрее. Дыхание Новака было хриплым, свидетельствующим о том, что у него пневмония, застой жидкости в легких, вызванный сырым воздухом подземелья, насыщенным спорами плесени. Но слова, которые он произнес, показались Джэнсону странными.
– Вы работаете на него, – сказал Новак. – Ну конечно. Он сказал, что остаться должен кто-то один! Он знает, что, когда я уйду с дороги, никто не сможет его остановить!
Эти слова были произнесены с настойчивостью, заменявшей разум.
– Мы работаем на вас, – заверил его Джэнсон. – Мы пришли за вами.
В беспокойно мечущихся глазах великого человека мелькнул ужас.
– Вы не сможете его остановить!
– О ком вы говорите?
– О Петере Новаке!
– Но ведь вы и есть Петер Новак.
– Ну да! Разумеется!
Вытянув руки по швам, он расправил плечи, словно дипломат на официальном приеме.
Неужели он лишился рассудка?
– Мы пришли за вами, – повторил Джэнсон, пока Катсарис подбирал ключ из связки к замку в камере Петера Новака.
Наконец решетка распахнулась. Некоторое время Новак стоял, не двигаясь. Осмотрев его зрачки в поисках следов применения наркотических веществ, Джэнсон пришел к выводу, что единственным наркотиком, от которого страдал Новак, была психологическая травма пребывания в плену. Этого человека трое суток держали в кромешной темноте, несомненно, обеспечивая в достатке едой и питьем, но полностью лишив надежды.
Джэнсон узнал этот синдром, узнал симптомы травматического психоза. В том пыльном ливанском городишке он сам пережил нечто подобное. Непосвященные ждут, что заложники падут на колени, выражая признательность своим освободителям, или присоединятся к ним, чтобы сражаться плечом к плечу, как это показывают в кино. Однако в действительности так происходит крайне редко.