Размер шрифта
-
+

Дилемма Золушки - стр. 21

Оратор, однако, ни в каком ответе на риторический вопрос не нуждался.

– Медведь – значит, всё, без разговоров, в спячку – и точка! – Василий снова принялся за борщ.

Хлебосольная Ирка, глядя на то, как быстро пустеет тарелка гостя, приготовилась подлить ему добавки, но я остановила ее руку с половником. Хотелось уже услышать заключение лекции о необходимости сблизиться с природой. Мне еще никогда не ставили в пример медведей и нерп, к чему бы это?

– А взять уток. – Кружкин покончил с борщом и продолжил вещать: – Они же обязательно осенью туда, весной обратно, и никто не заморачивается стоимостью перелета, открытием визы, подбором компании. Всем! Всем лететь, это закон природы, и незнание его не освобождает от ответственности. Так ведь?

Он обвел взглядом присутствующих в аудитории. Я смолчала, Ирка неуверенно кивнула, а Волька демонстративно отвернулся, как бы давая понять, что уж за уток-то он точно не ответчик.

– А теперь посмотрим на нас, людей, – предложил Кружкин. Хотя у него был выбор, глянул прямо на Ирку, вернее, прицельно на ее руку с половником, и жестом разрешил: наливай, мол, еще. – Лишний килограмм набрала – паника, клятвы, диеты, замок на холодильник. Спать улегся вместо работы – угрызения совести, моральные страдания, сна ни в одном глазу. Устал от холодов, захотел в теплые края – а деньги на отдых у тебя есть, а совесть имеется, а где серьезное обоснование необходимости получить климатическое убежище?

Подруга повторно наполнила его тарелку борщом, и Василий задушевно посоветовал выглядывающей из гущи мозговой косточке:

– Пора, пора уже научиться позволять своему человеческому организму то, что ему нужно.

– Я поняла: ты решил начать с зажировки, – засмеялась я.

– Вообще-то с зимней спячки, – возразил Кружкин. – Но этому процессу вы как раз помешали своим приходом.

– Ну прости, – повинилась Ирка. – Мы зажировкой тебе компенсируем.

Поняв, что лекция закончилась, я открыла ноутбук и полезла в Интернет. Пока Василий в режиме экстренной зажировки наминал борщ, а Ирка то подрезала ему хлеба, то добавляла сметанки, я запустила поиск по словам «падение в оркестровую яму» и вскоре тоже имела что сказать:

– Оказывается, такие случаи вовсе не редкость! К примеру, дирижер проекта «Голос» на Первом оступился и упал в оркестровую яму прямо во время съемок одного из эфиров шоу, совсем как наш старик!

– Тоже помер?

– Нет, только ногу сломал. Как и Басков, тот тоже после такого падения ногу лечил. А вот главреж театра в Перми при падении в оркестровую яму получила тяжелую травму головы, две недели лежала в коме и потом скончалась. Как и скрипач оркестра Большого, упавший в яму на Новой сцене театра.

– Да у нас, в Питере, не далее как вчера какой-то заслуженный дедок навернулся, – сообщил Кружкин, с хрустом догрызая хлебную корочку. – Тоже насмерть, царство небесное мученику искусства…

– О, массы уже в курсе! – Я закрыла ноутбук, чтобы сфокусироваться на другом источнике информации. – И откуда же ты, Вася, знаешь про трагическую гибель Бориса Барабасова?

– От Димки Песоцкого. Помните Димку?

– Это тот твой дружок, который свистнул из «Худмуза» мой портрет?[2] – недобро прищурилась Ирка. – Век его не забудем!

– Тот самый, – подтвердил художник. – Он же работал там осветителем, вы помните? Его как раз после скандала с портретом из «Худмуза» попросили, так он устроился в театр. А там вчера снимали шоу, но не досняли, потому что главный герой убился в оркестровой яме.

Страница 21