Дикий американец - стр. 10
– Так поделом его – апоплексическим? – хлопнул в ладоши Толстой.
Это было похлеще разговоров о крысе. Резанов как приоткрыл рот, так и забыл его закрыть. Как бы вы ни относились к личности покойного, его наследник получался отцеубийцей. А это никак не совмещалось с общепринятым образом ангела.
– Как лицо официальное (une personne en place) я не могу допустить обсуждения некоторых вопросов в столь неуместном тоне, – повысил голос Резанов, и все за столом разом приуныли.
"Ну вот, а славно все начиналось, – " подумал Ромберг и дернул приятеля под столом за рукав. Приятель в ответ пребольно отдавил ему ногу каблуком.
– Я же, на месте вашего лица (en place de votre personne)… – начал, ничуть не робея, Толстой, и дело грозило обернуться чем-то уж совсем скандальным, если бы с палубы не раздался истошный вопль вахтенного офицера:
– Пошел все наверх!
Все офицеры, не исключая и самого Крузенштерна, бегом бросились вон из кают-компании, прочие вслед за ними. За пустым столом остались только Резанов и майор свиты Фридерици. Наверху поднялся такой свист, топот и стук, словно корабль взяло на абордаж пиратское судно и на палубе шёл рукопашный бой.
– Что же это, майор, мы тонем? – растерянно спросил Резанов.
– Полагаю, ваше превосходительство, что ещё нет, – пожал плечами майор.
– В таком случае, это неучтиво, – сказал посланник, положил салфетку на стол и отправился в свою каюту. У него разболелась голова.
Вся команда "Надежды" столпилась на борту и вглядывалась в шлюпку, спущенную с "Невы". Там были подняты какие-то сигналы, и теперь сухопутные гадали, что бы это значило.
– Пустяки, ничего серьезного, – уверял спутников надворный советник Фосс. – Верно, потребовалась какая-нибудь карта или прибор. Не могли же они развалиться в двух шагах от берега.
– По пустякам не будут останавливать корабли на полном ходу, – резонно возражал Шемелин.
Моряки отмалчивались или отвечали односложно:
– Посмотрим… Как знать…
Поднявшийся с лодки мичман "Невы" замялся при скоплении посторонних, но, видя нетерпение командира, доложил:
– Господин капитан-лейтенант, разрешите доложить: на "Неве" сорвался с рея матрос Усов.
– И что? – нахмурился Крузенштерн.
– На воду спущено гребное судно, но его найти не удалось.
– Что за вздор, я его отлично знаю, он плавает как рыба, – оборвал мичмана Крузенштерн.
– Точно так-с, только он при падении ушибся и, должно быть, лишился чувств.
Крузенштерн на минуту задумался.
– Так что прикажете продолжать поиск? – спросил мичман.
– Сколько времени назад он упал? – просил Крузенштерн.
– До получаса. Теперь будет сорок минут.
Крузенштерн недовольно покосился на толпу слушателей.
– Господа, я прошу вас разойтись по местам, чай не театр. А вы, – обратился он к морякам, – займитесь лучше делом. Не первый день на флоте.
– Продолжать движение, – сухо приказал он мичману, развернулся и, опустив голову, пошёл в каюту.
У самого борта мичмана "Невы" остановил Толстой.
– Вот, – он сунул ему в руку пачку ассигнаций. – Передайте вдове погибшего.
– Все? – удивился мичман.
– Разумеется, все, – нетерпеливо подтвердил Толстой.
– Да у него, может, и вдовы-то нет, – заметил мичман. – Впрочем, как угодно, я передам капитан-лейтенанту Лисянскому.
Толстой разговаривал с мичманом шепотом и старался передать деньги как можно незаметнее, но все же его поступок не ускользнул от стоявшего поблизости Ромберга. Лейтенант подошел к приятелю и с чувством пожал ему руку.