Девушки сирени - стр. 30
В тот день я бы предпочла оказаться на тысяче других мероприятий, но мамин thé dansant был организован в пользу белых русских – дворян, которые поддерживали царя во время Гражданской войны в России и теперь жили в изгнании. Помощь аристократам-изгнанникам долгие годы была маминой любимой заботой, и я просто не могла ей отказать.
Мама арендовала большой банкетный зал в «Плазе» с интерьером в стиле неорококо, один из лучших в Нью-Йорке, с зеркальными стенами и хрустальными люстрами, а для музыкального сопровождения наняла оркестр русских балалаечников.
Шесть музыкантов, когда-то игравших при царском дворе, с треугольными трехструнными балалайками на коленях сидели на платформе возле стены. Все во фраках, и каждый – словно кол проглотил. Они ждали, когда мама подаст знак. Музыкантам мирового класса по статусу не подобало играть на такого рода мероприятиях, но мне показалось, что они были рады получить эту работу.
Хостес и члены маминого комитета, которых она сумела привлечь, и несколько моих подруг из Лиги юниоров расхаживали по залу в традиционных русских платьях. Мама даже вечно недовольную Пиа уговорила к нам присоединиться.
Я никому, за исключением коллег-хостес, не рассказала о том, что буду принимать участие в этом мероприятии. Мне даже подумать было страшно, что кто-то увидит меня в таком наряде. Как актриса, я могла с удовольствием вырядиться во что угодно, но это было просто катастрофой. Представьте: сарафан – длинное черное платье-трапеция, – отороченный яркими красными и зелеными лентами, и белая блуза с рукавами-буф, украшенными вышитыми шерстяной нитью цветами. Плюс к этому мама настояла на том, чтобы мы надели на голову кокошники. Кокошник – невообразимо высокий головной убор, украшенный самоцветами, стразами и длинными нитками речного жемчуга. Я и без того была достаточно высокой, но в этом головном уборе с бахромой из жемчугов и вовсе напоминала Эмпайр-стейт-билдинг, только чуть пониже.
Для пожертвований мама установила на столе у входа в зал пустую чашу в русском стиле, с позолотой и эмалью. Она положила ладонь на мой вышитый рукав. Я сразу почувствовала волну чудесного аромата. Мамин друг, принц Мачабели, грузинский националист, придумал эти духи специально для нее. В них чувствовались любимые мамой нотки сирени, сандала и розы. Принц и его супруга, актриса принцесса Норина, присылали маме все свои новые ароматы, и в результате на ее туалетном столике образовался целый городок из цветных флаконов в форме короны с навершием в виде креста.
– Публики будет немного, – пробормотала мама. – Я это чувствую.
Мне не хотелось ей об этом говорить, но такой исход нашего thé dansant был неминуем. Американцы все больше склонялись к изоляционизму. Результаты опросов показывали, что наша страна еще не оправилась от огромных потерь в Первой мировой войне и от Великой депрессии и поэтому не хотела ввязываться в новый международный конфликт. Ньюйоркцы не горели желанием участвовать в благотворительном мероприятии, которое было организовано в пользу кого бы то ни было за пределами наших сорока восьми штатов.
– Мама, с началом войны в Европе твои белые русские сдали свои позиции на фронтах благотворительности.
– Да, если подумать о бедных европейцах, которым пришлось покинуть свой дом, – с улыбкой проговорила мама.