Девушка из кошмаров - стр. 28
– Я скучаю по тебе, – шепчу я.
Анна моргает. Когда она снова открывает глаза, они красны от крови. Подбородок вздрагивает в агонии, а на груди открываются и закрываются призрачные раны, уродливые алые цветы распускаются и исчезают у нее на руках.
Я ничем не могу ей помочь. Даже за руку подержать не могу. На самом деле она не здесь. Откидываюсь на подушку, ожоги вспыхивают на плечах, и некоторое время мы сидим молча, передавая боль туда-обратно. Я не закрываю глаза как можно дольше, пока в силах это выносить, потому что она хочет, чтобы я видел.
Глава 7
В итоге меня задалбывает ждать, и я снова звоню Гидеону утром. На минуту мне кажется, что гудки в трубке будут длиться бесконечно, и я начинаю гадать, уж не случилось ли с ним чего, когда он наконец отзывается.
– Гидеон? Где ты был? Ты получил мое сообщение?
– Сегодня рано утром. Я бы уже позвонил, но ты еще спал. Голос у тебя ужасный, Тезей.
– Видел бы ты, как я выгляжу. – Провожу ладонью по лицу, заглушая последние слова. С самого моего детства Гидеон всегда мог решить любую проблему. Когда бы у меня ни возникали вопросы, у него находились ответы на них. И именно к нему обращался папа, если дело принимало скверный оборот. Наделенный своей собственной разновидностью магии, он появлялся в моем детстве в самые подходящие моменты, входя к нам в дом в элегантном костюме и с какой-нибудь стремной английской едой мне на попробовать. Всякий раз при виде его лица в очках я понимал, что все будет хорошо. Но на сей раз у меня такое ощущение, будто он не хочет слышать, что я собираюсь сказать.
– Тезей?
– Да, Гидеон?
– Расскажи мне, что случилось.
Что случилось. В его устах это звучит так просто. Должно быть, я просидел у себя в спальне с Анной часа четыре, глядя, как у нее облезает кожа, а из глаз течет кровь. В промежутке между этим и рассветом я вырубился, потому что, когда в следующий раз открыл глаза, стояло утро, а в ногах кровати было пусто.
А теперь белый день и яркое солнце с этим своим смехотворным чувством безопасности. Оно прогоняет все, что таится в темноте, на миллионы миль прочь. При солнечном свете случившееся кажется невозможным, и хотя память об Анниных ранах свежа и вид ее, горящей в чреве домны, выжжен у меня на внутренней стороне век, при свете дня это представляется почти выдумкой.
– Тезей?
Набираю воздуха. Я стою у себя на крыльце, в утренней тишине, только доски поскрипывают под ногами. Ветра нет, и солнце просвечивает сквозь листву, согревает ткань моей рубашки. Я остро чувствую пустоту на том месте, где появлялась Анна, заглядывая в окно.
– Анна вернулась.
На том конце линии что-то падает на пол.
– Гидеон?
– Она не может. Это невозможно. – Голос его стал ниже и резче, и где-то глубоко внутри меня пятилетний малыш ежится. Спустя все эти годы гнев Гидеона все еще имеет надо мной власть. Одно его резкое словно – и я как щенок поджимаю хвост.
– Возможно или нет, но она здесь. Она контактирует со мной, словно просит о помощи. Я не знаю как. Мне надо понять, что делать. – Слова падают без малейшего отзвука надежды. Внезапно меня накрывает – как же я устал! Каким старым я себя чувствую. Слова Морврана – насчет уничтожения атама, расплавления его и утопления в глубокой воде – шевелятся где-то в затылке. Мысль неопределенная, но успокаивающая и как-то связана с Томасом и Кармель – и еще с чем-то, надо только чуток подумать. Что-то такое, сказанное мною некогда Анне, насчет возможностей. И выбора.