Девочка плачет… - стр. 24
9. Амдерма
Самолет на Архангельск в сентябре бывал набит под завязку. Архангельск – пересадочный аэропорт для всех, кто летает в один из поселков, прилепившихся на закаменевшем от холода берегу Ледовитого океана: в Амдер-му, Хатангу, Тикси, Диксон, ЗФИ (Земля Франса Иосифа). В основном летали военные, врачи, учителя, строители и метеорологи. Сентябрь – начало зимовки. Контрактники толпами возвращались на «северá», отгуляв свои двойные, сорокапятисуточные отпуска, щедро осыпав курорты Черного моря «длинным» северным рублем.
Многие ехали с детьми: учебный год в Заполярье начинался не первого сентября, как во всех советских школах, а пятнадцатого. Заканчивался же на две недели раньше, пятнадцатого апреля. Так северным, по полгода не видевшим дневного света детишкам, вывозимым родителями «на землю» на время каникул, устраивали возможность на целый месяц продлить лето.
Ванька уже сдал в багаж свой небольшой, полупустой чемодан. Провожавшая его Анька почти висела у него на одном плече. На другом болтался вещмешок, тоже не сильно набитый. Перед самым отъездом мужики в Гидромете, которые «отсидели» не одну зимовку, советовали:
– Не заморачивайся, Иван, со шмотками. Там все есть. Унты собачьи, тулуп из овчины у военных летчиков добудешь, штаны ватные в стройбате есть, а пары свитеров тебе на два года – за глаза. А если хочешь в цивильном, так у Надюши в магазине «Арктика» шмотки получше, чем на «земле». Там и шубы из цигейки, и шапки кроличьи свободно лежат. А если понравишься, она тебе и пыжиковую придержит. А как наедут ненцы – они всегда перед полярной ночью за водкой приезжают, штук шесть саней с собаками каждый раз пригоняют, – так у них шкурок песца купишь для жены, чтобы не мерзла. Шкурка – две пол-литры. Смотри только, чтобы белые были, без желтизны, а то рыбьим жиром провоняет. Ну там тебе подскажут. Там есть такой Костя, алкоголик… его если трезвым поймать, на замок запереть – он такие шапки сошьет, никакому ГУМу не снилось! Будет твоя – как королева.
– Да не едет она, – краснея, бормотал Ванька, – ей в институте аспирантура светит, так что…
– О, плохо, это плохо, тезка, – скороговоркой вступал бывалый полярник, только что сменившийся начальник амдерминского метеоузла, Иван Никитич Кедрован. – Без жены плохо, тяжело. Спиваются, которые без жен, так-то, тезка, – он вздыхал порывисто, замолкал на минуту.
Была в его жизни ситуация, после которой он завязал с выпивкой навсегда. Рассказывать об этом Кедрован не любил, но все в институте почему-то знали, что однажды, сидя в Заполярье несколько месяцев без жены, он вдруг так запил, что дошел до критической точки: очнулся в морге. После того случая – как отрезало: не брал в рот ничего крепче чая – ромашкового, чабрецового или липового – смотря по сезону.
– Да я бы не против, чтобы с женой, Иван Никитич, но куда ей на Север. Она в школе тяжелое воспаление легких перенесла, еле вытащили.
– Ну да, ну да, – бормотал Кедрован. – А вообще, плохо, плохо без жены… Ты как вообще, употребляешь?
– Нет, что вы, – улыбался Иван. – Я же спортсмен.
– Вот, правильно, тезка. Так и держись, так и держись… Объявили посадку. Анька поднялась на цыпочки, прижалась к Ванькиному плечу, зашептала в ухо:
– Ванечка, береги себя, одевайся тепло, ешь побольше. А я здесь все вверх дном переверну, на следующий год и ты в аспирантуру приедешь. И кооператив нам устрою, зацепка уже есть. Ты, главное, деньги экономь, чтобы уже через год первый взнос внести можно было.