Девочка, которой не стало - стр. 2
Аида решила не ввязываться в перебранку.
– Я осмотрю ее, – сообщила она и приподняла тело девочки, оказавшееся удивительно легким, чтобы снять с нее футболку.
– А это зачем? – вскочила со стула мать. – У нее голова разбита, вы не видите что ли? Вы зашьете рану или нет?
– Зашьем-зашьем, Мулигова, не волнуйтесь. А я пока посмотрю. Она могла сломать ребра.
Мать переместилась на кончик стула и впилась взглядом в Аиду.
– Все у нее в порядке, я смотрела. Просто она головой ударилась! Так и знала, что застряну тут на весь день. У меня другая дочь дома осталась. Можно побыстрее?
– Речь вообще-то о здоровье вашего ребенка, – Аида еще пыталась держаться в рамках врачебной этики общения с посетителями. – Давайте вы не будете мне указывать, как быстро я должна работать. Или вы оставили младшую девочку одну? Тогда я буду вынуждена вызвать опеку.
Мулигова что-то пробормотала, присыпав парой матерных выражений, и села обратно.
Аида стянула с девочки футболку и ужаснулась худобе ее тела, а больше – синякам и гематомам, покрывавшим кожу пестрым буро-бордовым ковром. Опешив от неожиданности (хотя такой ли уж неожиданности?), Аида возмущенно обернулась к женщине.
– А это она тоже упала?!
– Конечно. Я уже сто раз тебе сказала, что она часто падает… – женщина на мгновение задумалась, – ну и младшая пару раз стукнула ее чем-то, было дело.
– Вы серьезно? – Аида аж задохнулась от такого наглого вранья. – Я врач. Вы думаете, я не отличу синяк от падения от побоев? Вы ее били. Опять.
– Не бил ее никто! Кожа у нее нежная, вот и проступает. Она на козырек прямо упала и скатилась. И потом на лестницу.
Краем сознания Аида понимала, что скатывание по козырьку должно было наоборот смягчить удар, но вид девочки настолько ее шокировал, что она молча продолжила осмотр, пытаясь понять, как вести себя дальше. Падение со второго этажа казалось теперь маловероятным – как и тогда, когда Мулигова привезла ее с переломом пальцев, сказав, что та прищемила их дверью. На теле девочки обнаружились свежие синяки, и Аида сообщила об этом старшему врачу, который вроде как вызывал службу опеки. Чем дело закончилось, Аида не знала. Ее сердце сжималось, но она по привычке старалась отстраниться от боли сидевшей перед ней девочки, иначе душу разорвало бы на кусочки. В голове не укладывалось, как кто-то мог так искалечить собственное дитя.
Внезапно девочка обмякла прямо у Аиды в руках. Ее губы посинели, глаза закрылись. Она потеряла сознание.
– Йа Аллах! – Аида быстро уложила девочку обратно на кушетку и бросилась за нашатырем.
Мать не шевелясь смотрела за ее попытками привести малышку в чувство, пока Зарема спешно брала кровь из маленького пальчика. Аида прикусила губу, чтобы не спросить, есть ли этой женщине вообще какое-то дело до дочери, но… это, в конце концов, не ее дело. Какой смысл лезть? Эта горе-мамаша пошлет ее подальше, а то и чего доброго заберет бедную девочку, не дав оказать помощь.
Когда девочка понемногу пришла в себя, губы женщины исказила гримаса – то ли своеобразная радость, то ли досада на то, что она не умерла. Аида погладила черную головку и улыбнулась, чтобы приободрить девочку, но та, замерев, смотрела на нее, как на загадочное существо, от которого не знаешь чего ждать.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Аида. – Тебе лучше?