Размер шрифта
-
+

Девочка и смерть - стр. 3

– Да, – подтвердил близнец с веревкой, – ну чего ты, еще дуешься из-за волос? Мы тебе самую главную роль определили.

– Что надо будет делать? – спросила девочка.

– Мы тебя свяжем, – с готовностью ответил второй брат, – а тебе надо будет освободиться, как это делал Дэвид Копперфильд. Из подвала.

Лорейн вздрогнула. Ей показалось, что она уже там – не в подвале, а на улице, стоит под дождем и ледяная вода стекает ей за шиворот. Она зябко обняла себя за плечи и потянулась к медальону на шее, последнему подарку отца. Он отдал его ей накануне своей гибели. В особо неприятные моменты девочка инстинктивно теребила безделушку в руках, чтобы хоть немного совладать с собой.

В ее прежней беззаботной жизни существовало единственное «нельзя». Отец строго-настрого запрещал ей ходить в подвал. Лорейн любила отца, она была послушной девочкой и ей не приходило в голову ослушаться его даже ради того, чтобы утолить любопытство. Отец чувствовал себя виноватым за этот запрет, но убеждал дочь, что ввел его во имя ее блага и безопасности. Он говорил, что во тьме подвала прячется зло. Возможно, Джеральд Редгрейв и правда был сумасшедшим, раз верил в старые сказки и выдумывал подобные вещи. Лорейн не проверяла. До этого дня.

– Я не пойду в подвал, – холодея, возразила она.

– Пойдешь, – сказал толи Майлз, толи Тайлер, – иначе ты трусиха.

– Пойдешь, – поддакнул второй брат, – иначе мы сожжем все твои книжки.

Отец мертв – напомнила себе Лорейн, и, вероятно, его запреты больше не имеют силы. В любом случае, выбора у нее не было. Если на одной чаше весов громоздилась перспектива быть съеденной какой-то там зловещей сущностью из подвала, а на другой лишение последнего лучика света в темном царстве ее жизни, то Лорейн предпочла бы первое. Избавление. Ее мнение все равно не учитывалось.


Довольно хихикая, братья втолкнули девочку в темноту. Скачущий лучик фонарика вырвал из мрака косые каменные ступени, и погас, отрезанный громогласным хлопком закрывшейся двери. Подгнившее, но все еще крепкое и монументальное дерево скрыло Лорейн от похрюкивающих от смеха близнецов и грохота тяжелого амбарного замка. Девочка искренне недоумевала – как кузены вообще сумели открыть его, где раздобыли ключ. Отец хранил его в секретном месте, недоступном ни для дочери, ни для любой другой живой души. Изредка, раз в год, отец сам спускался туда, предварительно убедившись, что Лорейн закрыта в ее комнате и не выберется оттуда, чтобы составить ему компанию. После он всегда сидел допоздна у камина со стаканом виски, пил маленькими глотками и смотрел в огонь, пока от него не оставались лишь тлеющие угли. Или экономка, или Лорейн, найдя его на утро в том же кресле, укутывали продрогшего мужчину теплым пледом и высвобождали бокал из скрюченных пальцев. Его взгляд был мутным и отсутствующим. Чтобы ни таилось там, в темноте, оно оставляло на лице отца глубокие морщины. Отнимало частичку его души.

Лорейн не знала, как снять веревки, а связали ее довольно крепко. Ей удалось худо-бедно высвободить из пут запястье, чтобы нащупать холодную, покрытую изморосью стену рядом с собой. Двигаясь маленькими шажками, она начала спуск в преисподнюю, пока ее пальчики не уткнулись в углубление в каменной кладке. Лорейн питала слабую надежду отыскать включатель, хотя догадывалась, что в подвал так и не провели электричества. Этот дом сильно устарел – проводка была даже не во всех комнатах, а водопровод и система отопления нуждались в ремонте добрых полвека. Отец был слишком увлечен своими исследованиями, чтобы обращать внимание на такие мелочи, к тому же он считал, что вторжение цивилизации лишит здание его исторического облика. Сейчас Лорейн была бы благодарна ему за менее консервативный взгляд на вещи.

Страница 3