Девиация. Часть вторая «Аня» - стр. 4
Закинул рюкзак на плечо, высвободил левую руку. Поддерживая высвобождённую полу, подошёл к Ане.
– Иди сюда, – подхватил под ледяную попку. – Хватай правой рукой за шею и устраивайся, а левой придерживай плащ, чтоб не расходился.
Аня обняла, прилипла. Я плотно окутал её свисающей полой, накинул капюшон, вторую полу завёл снизу, прижал, сцепил руки в замок. Мы оказались в коконе, отделяющем от влажного мира.
Когда уже шагнул к выходу, вспомнил, что забыл фонарик. Решил не возвращаться. Чтобы его забрать, нужно высвободить руку, разрушить кокон, потревожить приникшую девочку, впитывающую моё тепло. Я впитывал её холод и ощутимо подрагивал. Единственным желанием было скорее выбраться на улицу, занести Аню домой и возвратиться в келью. Отрешиться. Забыть.
Подлый, подлый Демон!
Выбрался на дорогу. Через сад не пошёл, опасался блудить незнакомыми хлябями. Из Ани сейчас поводырь никудышный – закутанная с головой, она лишь сопела, когда теснее прижимал, боясь уронить на очередной колдобине.
От эквилибристики по разбитой дороге распарился, даже вспотел. Дождь продолжал выбивать на капюшоне затейливые мелодии, которые отдавались шаманским бубном, помещали в иную реальность, сводили чувства к осязанию. Голым предплечьем чувствовал Анины отогретые бёдра, её горячее дыхание возле ключицы, даже губы – чуть разъятые, влажные.
И от того единения снова укололо мучительной искоркой. Демон шевельнулся, ударил хвостом, оглушил обалдевшего Гнома, заткнул Пьеро.
Сейчас я могу дотронуться до неё ТАМ, где нельзя. И никто не узнает, даже она.
Хочу ли? Раньше о том не думал, а теперь, после увиденного в сарае, после собирания её девичьих одёжек… Видимо да. Но не оттого, что ХОЧУ, а оттого, что НЕЛЬЗЯ, но СДЕЛАЮ. Прямо сейчас.
Как запутано и страшно!
Ещё НИКОГДА я ТАКИХ девочек не трогал. Детство не в счёт. Тогда я НЕ ЗНАЛ, что ЭТОГО НАСТОЛЬКО нельзя делать, а сейчас ЗНАЮ, но сделаю. И в этом нарушении есть самая сладкая сладость…
Притворно спотыкнулся и, вроде сохраняя равновесие, разомкнув руки. Вроде замыкая их обратно, сунул ладонь между Аниных ног, легонько вдавил пальцы в горячую ткань…
Одёрнулся!
НЕЛЬЗЯ!
Думать – одно, а совершить – совсем-совсем другое.
Горячая волна прыснула в голову, отдалась в висках!
Не знаю, почувствовала ли Аня. Если почувствовала – виду не подала. Только вжалась плотнее, ткнулась мне в шею, провела горячими губами по ключице. Видимо испугалась, что упадём.
Больше ТАК не делал.
Оживший Гном принялся зло выговаривать, что я больной Чикатило и меня нужно лечить. Пьеро заканючил, что мой поступок – стыд и позор, и если Аня ВСЁ поняла, то, как ей в глаза смотреть.
Лишь Хранительница молчала: не осуждала, не утешала – равнодушное отродье.
Потихонечку добрались до Аниного дома. Дождь притих, обратился влажной пылью.
Аня шепнула: возле ворот есть скамейка.
Потыкался в полумраке, раскидывая ноги, пытаясь дотронуться до неразличимой пристани. Спотыкнулся, едва устоял, придушил драгоценный груз, отчего почувствовал касание горячих губ под скулой. Нашёл.
– Вот и приехали. Осторожно становись.
Аня пошарила ногами, соскользнула с руки.
– Ой! Холодная! – взвизгнула, подалась ко мне и чмокнула в щёку. – Спасибо!
Сердце колыхнулось под горлом, забило дыхание, но виду не показал.
Что показывать: как я рад, или как возмущён, или поцеловать в ответ?