Дети Времени всемогущего - стр. 39
Вломившимся стражникам был нужен не он – это Марк сообразил до того, как балбес с ликторским Ульем на шее сунул под нос Физуллу свой перстень. Можно было отступить к стене и выждать, чем кончится. Или рвануть к чёрному ходу. Вместе с китарой, враз ставшей не нужной хозяину, но Марк отбросил жалко звякнувшее велонское чудо, ухватил остолбеневшего Физулла и поволок за собой, потому что… Потому что лобастый дурак доболтался! Тревожить императорскую задницу в Стурне и в самом деле не следовало. Если ты, разумеется, не хочешь на галеры.
Елена обещала деньги. Много. Пятьдесят стурниев, если Харитон не узнает про то, что было у оврага. И ещё столько же, если Агапе выйдет не за Карпофора… Жена судьи говорила тихо и быстро, от неё пахло благовониями, она была ещё красивей, чем всегда, она просила. Агапе стало её жаль, но девушка только и сумела, что покачать головой. Она сама не понимала, почему не может взять эти деньги, ведь это не было кражей: Елена предлагала сама, но, увидев бабушку, торопливо распрощалась и прошла в харчевню, а на обратном пути глянула так, что девушка едва не кинулась бежать.
– Чего ей понадобилось? – Мать тоже все видела. Наверное, из окна.
– Так…
– Что «так»? Я должна знать.
Слова липли к горлу, но мать как-то догадалась. Не про все, но хватало и половины.
– Деньги совала? Чтоб Карпофора отвадила? Сколько?
Агапе сказала, сама не поняв как. Она всегда признавалась, когда её спрашивали, почти всегда… Только про Марка молчала и про овраг…
– Полсотни! – хмыкнула вернувшаяся бабушка. – Совсем совесть потеряла! Да на ней самой в пять раз больше навешано! Что ты ей сказала?
– Ничего. Мне её денег не надо!
– Полсотни не надо, а полтысячи… Заплатит, куда денется! Пожалуй, и тысячу найдёт…
– Харитон не уймётся, – перебила мать, – ни за тысячу, ни за десять. И эта стервь тоже… Со двора больше ни ногой, с Елены станется прибить.
Агапе кивнула. Она бы рассказала про овраг, но там жил фавн, а у фавна было вино. То вино, что приносила мать… Бабушка поджала губы и быстро пошла в дом – что-то вспомнила, мать задержалась.
– Выйдешь за Фотия, – объявила она. – Лучше свой осел, чем чужой конь, а с Еленой тебе не сладить… И в кого ты такая снулая?! Я бы знала и что с судьёй делать, и как гадюке зубы повыдёргивать.
– Не хочу. Не хочу ничего делать ни с кем…
Агапе знала: сейчас случится что-то страшное, но говорила. Торопливо, путано, понимая, что ничего уже будет не исправить.
– Не хочу, как вы с отцом… Ненавидеть, кричать, и всё равно… в одной постели. И в овраг к козлоногому не пойду! Понимаешь, не хочу как ты! Пусть убивает… Но я не стану как ты, как вы все! Бабушка, отец, Елена эта… Вас даже мертвецы не заберут, вы уже – тени несытые, а я… я не могу так! К судье… к сукновалу… в овраг с отцовским вином…
Не могу!
– Я тоже думала, что не смогу, – сказала мать и заплакала.
Стурна Марк не знал, но у него было чутьё, не раз выручавшее хозяина, когда приходилось удирать, а удирал певец частенько. Он мало кому желал зла, но мужья бывали слишком подозрительны, трактирщики – корыстны, а стражники и мытари – исполнены излишнего рвения. Драться Марк умел, но не любил – берёг пальцы, вот и полагался на ноги и богиню дорог. Она не подвела своего баловня и сейчас, хотя Физулл в длинных, сразу намокших одёжках был ещё тем спутником… Марк тащил вольнодумца за руку, подпихивал под зад, помогая перелезать заборы, толкал в канавы, но уйти им удалось.