Дети Вольного Бога. Золотые нити. Книга первая - стр. 32
Вернешься, значит, на пепелище.
– Время ограничено, помните. Слышал, идет охота на вашу голову наемниками из Либертаса. Будь поаккуратнее, – Кали широко усмехнулся и, развернувшись, захромал к выходу.
Я кивнул стражникам. Те схватили калеку, прогремев доспехами, и потащили прочь.
Вокруг меня горел целый мир. Не доверяй никому, сколько раз нужно было это повторять? Доверие – зло. Люди – расходный материал для власти. Будь то чародей, старый друг, да кто угодно. Давайте начнем новую революцию, давайте допустим кучку колдунов к власти, пусть Фелабелль сгорит в войне с магами, что борются за место под солнцем. Не дождетесь. Любое восстание пресеку с корнем, вырву из земли голыми руками, но не допущу драконов, разрушения семейных устоев и не потеряю себя. Клянусь.
Ривер
Мы пересекли бурелом, Несса сидела на плечах и молчала. Обиделась, как я и думал.
Я тоже был не самым общительным братом. Я размышлял о Лесе и его пугающем волшебстве. Сколько еще магического таит в себе этот мир и сколько всего сокрыто от нас, людей?
Под ногами хрустел снег, солнечные лучи пронизывали облака и слепили глаза. Зимой приходилось щуриться от света, его всегда было больше. Когда мы снова ступили в чащу – повалил снег. Белые хлопья путались в волосах, плясали на легком ветру и медленно опускались на ветки зеленых сосен. Несса приподнялась и, приоткрыв рот, начала ловить снежинки языком. Ей нравилась эта игра. Хотел бы я быть на ее месте, не плестись по сугробам, а сидеть на плечах, пробовать снег на вкус и не думать о прошлом.
"И куда ты пойдешь? Думаешь, сможешь от меня сбежать, маленький ублюдок?" – слова отца тянули меня назад. Чем меньше я говорю, тем больше проваливаюсь в воспоминания. Свобода заканчивается там, куда ты ее не допускаешь. Я буду в плену родительского дома, пока не позволю себе его пережить. Пережить не физически, нет – пережить в голове.
Я знал, что однажды не смогу его игнорировать, и меня окунет туда, как в ледяную воду на озере, окунет и затянет под лед. И тем не менее, даже зная об этом, я продолжал избегать воспоминаний. Как будто всё это было не со мной. С кем-то другим.
"– Не трогай! Я убью тебя, обещаю, убью!"
– И с кем останется Несса, если ты это сделаешь?"
Он часто приходил поговорить во время нашего путешествия. Той ночью я словно забрал их с мамой с собой, хотя и решил отказаться навсегда. Отсечь. Не вышло, видимо, раз их голоса продолжали звучать в любую метель и буран. Проклятый я. И сам себя проклял.
Помню тот день ярче любого в своей жизни. Я тогда уже все решил. Решил, что уйду. Заберу сестру, сделаю так, чтобы никто меня не нашел. Сделаю что-то со своей жизнью, начну менять мир, хотя бы по чуть-чуть, по кусочками его пересобирать. Отомщу и избавлюсь. Освобожусь.
Это был наш последний совместный завтрак. Несса, еще совсем маленькая, сидела на коленях матери. Одинокая бутылка вина стояла посреди стола и переливалась внутри алой кровью. Он говорил об армии, о том, как она меня исправит. О том, что если я пойду и сдохну на войне – семья встанет на ноги, а я, мразь такая, не хочу для них счастья. Хотя и обязан. Всю жизнь сижу на их шее. Жру их еду. Пью их воду. А для семьи ничего не делаю. Он говорил, что сдаст меня еще до обеда. Скажет, что я готов. Скажет, что снова крал на рынке. Много чего он тогда говорил, и язык его заплетался от спиртного, а взгляд – затуманенный и злой – прожигал насквозь. Я просто устал терпеть. Устал и хотел жить.