Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 2 - стр. 27
Вместо ответа я плюнул паутиной ему в грудь, но Грюммель ухватил ее конец, меж пальцев вспыхнул свет – и паутина сгорела. Вещество, которое производили железы в моей пасти, могло выдержать нагрев доменной печи и вымачивание в тсарской водке, но стальному пророку было на это плевать, он просто превратил ее в ничто.
Освободившись, Грюммель выставил руки перед собой, и его ладони так полыхнули, что мне пришлось сжать кулаки, дабы не ослепнуть. Вместе с тем я впервые ощутил настоящий жар, почувствовал, как мой непробиваемый панцирь раскаляется, покрываясь пузырями, а внутри все начинает шкварчать. Размахнувшись, я ударил, но враг успел переместиться.
Семь лет назад, получив свою Маску, я еще мог использовать Голос в обличье монстра, но со временем эта возможность исчезла. Голос и Маска являлись дарами от двух разных матерей и исключали друг друга, так что теперь я действительно оказался слеп, мои глаза не могли вынести этого света, а уснувший Голос не мог помочь в определении местоположения Грюммеля.
Внезапно я понял, что надо метить правее, потом еще правее, а затем я начал наступать. Себастина все еще могла видеть и неосязаемыми толчками направляла меня на врага через нашу ментальную связь. Нестерпимый жар плавил панцирь как воск, боль пульсировала в темноте, но я молотил руками, отчаянно пытаясь достать верткого сукина сына, и в конце концов попал.
Наконец-то глаза открылись.
Расплавленный песчаник, туман от испарившейся морской воды, ужасный жар и черные пятна там, где прежде лежали убитые мною враги. Испепеляющий свет даже мою Маску не пощадил, и хотя в этой форме я восстанавливался с огромной скоростью, все равно было больно. Если бы не Себастина, он вполне мог убить меня, а вместо этого… к счастью, технократ оказался не только на редкость крупной особью человека, но еще и на редкость прочной, он отделался несколькими сломанными костями.
– Ты готов ответить за свои преступления?
– Когда я достигну цели, никто не сможет меня осудить, тварь! Никто не сможет даже поднять глаза, когда я воссияю на небесах подобно солнечному диску…
– Что за бред?
– Я не брежу, а тяну время.
Смутные силуэты возникли в клубах пара на фоне лившегося снаружи света и оформились в виде Адалинды, ее кавалера и нескольких членов Братства. Дельфлер и Нойнер смогли сбежать и привести подмогу. Жаль, я думал, они тоже испарились.
– Леди Адалинда. По законам Арбализеи за предательство тебя привяжут к кресту вверх ногами, вскроют шейные вены и будут бить в живот, пока не вытечет вся кровь, а потом труп четвертуют, сожгут и развеют над морем. Я с удовольствием на это посмотрю.
– И сама в нетерпении жду этого захватывающего действа, – с улыбкой в голосе ответила бруха, глядя на мое чудовищное воплощение, – однако потеха ждет, пока не завершены дела. Грюммель, тебе не очень больно?
– Хватит любезничать с чудовищем! – взревел он. – Убей его и забери меня отсюда!
– Не все сразу, дорогой. Ты нашел сердце?
– Его нет! Мы ничего не успели! Эта цыганская шлюха так и не показалась!
– Ах, – разочарованно выдохнула женщина, – как же это утомительно. Я ведь тебе все разжевала, в рот положила, правильное место указала, осталось только прийти и проглотить, но ты и этого не смог!
– Не смей так со мной разговаривать! Я шел сюда, чтобы перебить горстку отщепенцев и забрать сердце, а не биться с этой тварью без поддержки! Это ты меня привела! Это твоя некомпетентность!