Дети, не игравшие в войну - стр. 2
«Вот жаль, что у Валенка ноги нет, – подумал мальчуган. – Сейчас ушёл бы на войну, и можно было бы в школу совсем не ходить. Хотя мужики говорили, к осени война должна закончиться».
Кощей слез с изгороди и направился в ту сторону, где в дорожной пыли виднелся уходящий на фронт строй. Среди плачущих баб он увидел и конопатую Светку. Она, совсем не стесняясь людей, рыдала, вытирая слёзы и сопли платком, сорванным с головы. «И чего плачет? – подумал Кощей. – Через пару месяцев все вернутся. А она разнюнилась. Одно слово – девчонка!»
К стоящему на дороге Кощею молча один за другим подходили мальчишки. Так, бесформенной стайкой посреди дороги, они стояли и смотрели вслед уходящим на фронт мужикам.
Жизнь в Калинках переменилась в одночасье. Вся деревенская ребятня, повзрослев по просьбе председателя до «совсем взрослых», работала кто где мог. Кощей был «призван» на ферму, где, стараясь не замечать усталости, кормил коров, убирал навоз, делал всё то, на что был способен в свои годы. На его фоне Тимофей Петрович выглядел не таким героем. Целый день он находился в правлении, читал какие-то бумажки, с кем-то говорил по телефону. Словом, для военного времени, по мнению Кощея, Валенок оказался самым непригодным человеком. Этот факт придавал пареньку ещё больше рабочего задора и сил. Ну как же, теперь он, Кощей, приносит настоящую пользу – даёт фронту молоко, так необходимое раненым бойцам, а какой-то Валенок целыми днями с бумажками возится. Зла за это Кощей на директора не держал. Понимал, что на одной ноге и землю не вскопаешь, и с фашистами не повоюешь… Да и повоевал уже Тимофей Иванович в гражданскую. Только мальчишескую натуру не изменить. Желание доказать всем, и прежде всего самому себе, что он сильнее, лучше, в конце концов, чем директор школы, пробуждало в душе паренька желание вкладывать в работу все свои силы, до усталости. А наутро уже быть готовым к новым победам и над собой, и над зарывшимся в бумагах директором.
Так продолжалось больше месяца. До первой бомбёжки. Большой самолёт с чёрными крестами низко пролетел над Калинками, полив свинцовым дождём почти пустую центральную улицу села – скорее всего, для страха, сбросив только две бомбы. Одна из них угодила в пустой коровник, лишив деревенское стадо, пасшееся за рекой, крова. Вторая бомба попала в школу. Серый «Юнкере» с чёрными крестами улетел и больше не возвращался. А вот большое двухэтажное здание школы сразу вспыхнуло и, как ни старались деревенские, сгорело почти полностью.
Этот самолёт был первым вестником войны в Калинках. К вечеру стали слышны звуки приближающегося фронта. Через деревню всё чаще проезжали грузовики с военными в сторону войны, а в мирную сторону возвращались те же машины, но с ранеными солдатами. Две «Эмки» остановились у правления. Из них вышли офицеры и, как заметил Кощей, заглядывавший через большие окна внутрь здания, стали о чём-то разговаривать с председателем и директором школы. А потом военные пропали. Офицеры уехали. Большие грузовики стали всё реже двигаться «на войну» и всё больше «с войны». Звуки канонады стихли. Затихли и калинкинские, словно в ожидании чего-то.
Немцы вошли ночью. Вечером люди спокойно допили чай и легли спать, а почти под утро их разбудил шум моторов и свет фар, незваным гостем ворвавшийся в окна домов. Затем послышалась чужая речь, несколько автоматных очередей, смех. Кощей с матерью уже не спали, когда услышали громкий стук в окно. Затем без приглашения, словно хозяин, неспешно вошёл здоровенный немец с автоматом, за ним другой. Мать, уже успевшая накинуть на себя фуфайку, прижала к себе Кощея, и тот чувствовал, как она дрожит – не то от страха, не то от холода.