Дети, которые живы! - стр. 21
Сегодняшним вечером, уже по обычаю, мы опасливо вышли во двор кормить оставшуюся скотину. С улицы донеслись шум, гогот, чужая речь. Мы на корточках проползли к калитке. Чуть приоткрыли ее и ужаснулись от увиденного.
Толпа петухов космоногих, как на представлении, растянулась поперек дороги. Немец в шубейке топтался вокруг дяди Вани – соседа дедушки. Остановился за его спиной. Взмахнул длинным тонким стальным стержнем и ударил дядю по ногам:
– Где прачет! – выкрикнул на корявом русском. – Каммунысты где?! – потребовал он ответа.
– Нет у нас коммунистов, – простонал дядя Ваня, тяжело вставая, – а если и были бы, вам не сказали!
Шубейка ударил по спине, заставив выгнуться дугой.
– Русская гадина, – он обошел его и плюнул в лицо. Ударил стальным стержнем по животу.
Дядя согнулся пополам. Тяжело задышал.
– Заколю, не кажишь, – угрожающе взмахнул стальной палкой, та аж просвистела морозом.
– Нету тут их. Откуда в нашей деревне им взяться? – снизу глянул дядя на чужаков и получил удар по спине. Он упал ничком на заснеженную дорогу. Упираясь руками, хотел опять подняться.
Толпа смеялась, выплевывала грязные, чужие слова. Ликовала.
Шубейка пнул дядю. Перешагнул через него. Махнул рукой в толпу, что-то гаркнул, и немцы разошлись в разные стороны. В нашу двинулись трое: коренастый с рыжей густой бородой, за ним семенил длинноногий в фуражке и тонком плаще, а впереди шагал Шубейка. Мы быстро проползли по двору, забежали в хату и на печь залезли. Дедушка к двери ринулся – закрывать…
– Не успел, – прошипел он, когда навстречу вошли петухи космоногие.
Шубейка толкнул дедушку в грудь. Тот упал на копчик и хотел было встать, но получил стальной палкой по голени. Мы разом зажали рты руками, я почувствовала, как задыхаюсь от подступающих слез, страха и злости. Я никогда не испытывала такой ненависти.
– Где каммунысты? – опять спросил Шубейка.
– Нету тут таких. Нету, – прохрипел дедушка.
– У-уф, – прорычал тот, замахнувшись палкой, но не ударил. Глянул на нас и вышел из хаты. За ним пошли бородатый и тот, что в фуражке.
Дедушка поднялся и похромал к столу. Присел на лавочку, мы подбежали к нему. Дружно обняли. Так хотелось его защитить, прогнать немцев. Только были бы силы.
Вдруг услышали, как куры квохчут и аж взвизгивают.
– Опять хозяйничают! – прошипела Шурка. – Чтоб им поперек горла мясо встало.
– Да пусть забирают, – прошептала Шура, притулившись к дедушке, – и уходят восвояси! А мы еще разведем кур. Да, дедуль?
– Конечно, моя хорошая, – ответил он и закачал головой, – испугались?
– Разозлились, – ответила я за всех.
Дедушка хмыкнул.
Когда куриный переполох утих, мы выглянули в окно. Во дворе никого. Приоткрыли дверь, глянули по сторонам. Страшный соседний дом, когда-то пустующий, содрогался от галдежа, криков, стуков, гогота.
Мы пробрались к загону. Кур больше не осталось. Одна лежала на грязном снегу и не шевелилась. Настя забежала туда, схватила курицу, спрятала ее под ватник – и обратно к нам.
Обошли дом к навесу, заглянули в ледник. Бочки с зерном и овсом были опрокинуты. Спустились в погреб. Под ногами валялись щепки разбитых кадушек, но на полках все же стояли несколько нетронутых с огурцами и грибами. Внизу стояла бочка с квашеной капустой. В хату ее не унесем, слишком тяжелая, да и немцы могут увидеть. Забрать. Побоявшись этого, мы перекатили ее в темный угол. Я схватила кадушку с грибами, поставила рядом. Все это добро мы завалили разной ветошью. Надеялись, что когда петухи космоногие будут хозяйничать, то не найдут наш тайник.