Дети Дюны - стр. 45
– Радость жизни и ее красота связаны с тем фактом, что жизнь способна удивлять, – сказал он.
Возле уха Лето раздался тихий голос:
– Я всегда знала эту красоту.
Обернувшись, мальчик всмотрелся в глаза сестры, блестевшие в лунном свете. Это смотрела на него Чани.
– Мама, ты должна уйти.
– Ах, какое искушение! – произнесла она и поцеловала его.
Он оттолкнул ее.
– Ты примешь жизнь своей дочери?
– Это так легко… это до глупости легко, – ответила она.
Лето, чувствуя, как его начинает охватывать паника, вспомнил, с каким трудом образ отца покидал его плоть. Неужели Ганима потерялась в том мире наблюдателей, откуда и он смотрел и слушал, учась у образа отца?
– Я буду презирать тебя, мама, – сказал он.
– Другие не будут меня презирать, – ответила она. – Будь моим возлюбленным.
– Если я это сделаю… ты знаешь, во что вы оба тогда превратитесь, – сказал он. – Мой отец начнет презирать тебя.
– Он не начнет.
– Но я начну!
Из горла Лето непроизвольно вырвался резкий звук. В этом звуке сплелись все обертоны, унаследованные Паулем от матери-колдуньи.
– Не говори так, – простонала она.
– Я буду тебя презирать.
– Пожалуйста… прошу тебя, не говори так.
Лето потер шею, ощутив, что снова обрел власть над своими мышцами.
– Он будет презирать тебя. Он снова отвернется от тебя и уйдет в Пустыню.
– Нет… нет…
В отчаянии она беспрерывно из стороны в сторону качала головой.
– Ты должна уйти, мама, – твердо произнес Лето.
– Нет… нет… – однако в голосе не было уже былой силы и убежденности.
Лето всмотрелся в лицо сестры – как подергиваются его мышцы! Плоть отражала страсти, бушующие в душе.
– Уходи, – прошептал он. – Уходи.
– Не-е-ет…
Лето схватил ее за руку, ощутил дрожь, сотрясавшую тело сестры. Она извивалась всем телом, стараясь вырваться, но он крепко удерживал ее, шепча: «Уходи, уходи».
Все последнее время Лето ругал себя за то, что вовлек Гани в игру в родителей. Они часто занимались этим, но в последнее время Ганима начала сопротивляться. Верно, что женщины слабее мужчин при вторжении в их внутренний мир, понял он. Именно на этом основаны страхи сестер Бене Гессерит.
Шли часы, но тело Ганимы продолжало дрожать и дергаться, сотрясаемое внутренней битвой, однако она окрепла настолько, что смогла вступить в спор. Лето услышал, как Ганима разговаривает с образом в своем сознании.
– Мама… пожалуйста… – И снова: – Ты же видела Алию! Ты станешь такой же?
Наконец Ганима немного обмякла и приникла к брату.
– Она поняла и уходит.
Лето погладил сестру по руке.
– Гани, я очень виноват перед тобой, очень виноват. Я никогда больше не буду просить тебя о таких вещах, прости меня, прости.
– Мне нечего тебе прощать, – сказала она, ее голос прерывался, как после тяжелой физической нагрузки. – Мы научились очень нужным вещам.
– Она многое сказала тебе, – проговорил Лето. – Мы обсудим это потом.
– Нет. Мы сделаем это сейчас. Ты был прав.
– Мой Золотой Путь?
– Твой проклятый Золотой Путь!
– Логика бесполезна, если ее не подкрепить конкретными данными, – сказал он. – Но я…
– Бабушка приехала, чтобы проследить за нашим образованием и посмотреть, не заражены ли мы.
– То же самое говорит и Дункан. Нет ничего нового в…
– …простых вычислениях, – согласилась Ганима; голос ее окреп, она отстранилась от брата и оглядела освещенную предрассветными сумерками Пустыню. Эта внутренняя битва… эти знания стоили им ночи. Королевским гвардейцам, патрулирующим ограду, придется сегодня объясняться с начальством. Ничего, Лето побеспокоится, чтобы у них не было неприятностей.