Десять писем к подругам. Рассказы - стр. 7
Губы её задрожали, но она снова взяла себя в руки.
– После того вечера я стала требовать от Игоря, чтобы он тебя всегда приглашал на вечеринки, на концерты, куда мы с ним собирались… Он страшно злился, ревновал, но отказать мне не мог. И я мечтала, что ты однажды ты меня пригласишь…
Мужчина продолжал сидеть совершенно неподвижно. Арина Юрьевна снова погладила его по руке.
– И ты меня пригласил. В пиццерию на Кутузовском проспекте. Это была первая настоящая пиццерия в Москве, и желающих отведать итальянской еды было много, у дверей выстроилась длинная очередь. Холод стоял собачий, а мы ждали долго – часа два, не меньше – и основательно продрогли. Ты страшно психовал, боялся, что мы до закрытия не успеем. А мне было просто хорошо стоять, прижавшись к тебе. Уже стемнело, когда нас, наконец, впустили. Мы оказались за одним столиком с другой молодой парой – они выдержали очередь вместе с нами. И все мы испытывали огромное облегчение от того, что наши жертвы оказались не напрасны. Мы были в тепле, жизнь была прекрасна, и все любили друг друга. А тут ещё принесли вина… Настоящего итальянского вина. И мы, замершие и голодные, приняли на грудь грамм по двести красного, и стало совсем хорошо! И мы за столом все перезнакомились и стали говорить друг другу всякие приятные вещи. И наши соседи сказали, что мы с тобой, Потапов, – красивая пара. И мы не возражали. И говорили в ответ какие-то комплименты. А потом принесли еду – это была такая закрытая пицца с сыром и ветчиной, кажется, она называется «кальцоне». И мы поели, и стало так хорошо, что просто и описать невозможно…
Меж тем осенний день вступал в свои права. Туман окончательно рассеялся, и сквозь жидкие облачка пробивалось солнце. На дорожках парка появились люди – неспешно гуляющие пациенты и деловито спешащие куда-то врачи. Вдалеке по подъездной дороге прошуршал автомобиль скорой помощи. Но Арина Юрьевна ничего этого не замечала, она была там, в мартовском вечере 83-го года…
– А потом мы вышли хмельные на улицу и вдохнули морозного воздуха. И ты вызвался меня проводить домой, Потапов. И я согласилась. И ты остановил мотор. Эдакий студенческий шик! Хотя денег у тебя было совсем мало, я знаю. Но ты умел тратить последние копейки с таким видом, как будто в кармане у тебя был миллион… И мы поехали. В тот день моих родителей не было дома, они уехали куда-то отдыхать, и я пригласила тебя подняться… Я ничего такого не имела в виду, Потапов, честное слово. Я же была девственницей! Просто мне было хорошо с тобой и не хотелось расставаться. А ты подумал, что я тащу тебя в койку и стал ко мне приставать. А я не могла, Потапов, правда, не могла. Я была так воспитана, что первым мужчиной у женщины должен быть законный муж. Я хотела тебя, но не могла… Понимаешь? А ты на меня обиделся. Была уже глубокая ночь, метро не работало, и я оставила тебя ночевать. Помнишь? Я постелила тебе в гостиной, а сама легла в своей комнате. Долго не могла уснуть, все ворочалась, думала… Знаешь, Потапов, в какой-то момент я готова была побежать в гостиную, нырнуть к тебе под одеяло, прижаться, и будь, что будет. Но так и не решилась…
В конце аллеи, которая вела к фонтану, показалась медсестра Марина в наброшенном на плечи пальто. Она катила перед собой тележку, на которой стоял поднос, накрытый большим металлическим колпаком.